Салтычиха. Иван Кондратьев
не человека, а какую-то твердую куколку, которая, однако, косила глазами, чмокала губами, и все лицо ее, этой куколки, как-то уморительно морщилось.
Повитуха поднесла куколку к самому носу сержанта:
– Аль не хороша? Полюбуйся, батюшка! Твое отродье, военное. А в солдаты не сдашь.
– И точно, кажись, косточка военная! – отвечал сержант на шутку повитухи и хотел куколку тронуть пальцем.
Но куколка в это время, сморщившись еще более и еще уморительнее, чихнула ему прямо в лицо.
– Здравия желаю, ваше благородие! – гаркнул вдруг во все горло отставной сержант и добродушно рассмеялся.
Новое благородие не поняло отцовского приветствия и жалобно запищало.
– Кобыла преображенская! – выбранилась весьма основательно повитуха и тотчас же унесла пискуна куда следует.
Пискуна вскоре окрестили и по желанию матери назвали Дарьей.
В метрике же местный священник написал несколько пространнее.
«Дарья, Николаева дочь, Иванова, – записал он, – рождена от сержанта в отставке Николая, сына Митрофанова, Иванова и от жены его, Ироиды, дочери Якова, Булычевцевой, в супружестве Ивановой тож».
Так появилась на свет в малиновом домике на Сивцевом Вражке будущая Дарья Николаевна Салтыкова.
Ни для кого, кроме родителей, незаметное, обыденное событие это совершилось в июле месяце 1730 года.
Глава V
Первые проявления
Как только в малиновом домике появилось новое существо, то, весьма естественно, появилось и немало новых хлопот.
Все в домике стало как-то еще оживленнее, еще суетливее: чаще хлопали двери, чаще раздавались то довольные, то недовольные голоса, и надо всем этим – один голос, звонкий, назойливый, до надоедливости однообразный, но тем не менее самим виновникам его существования весьма милый.
Мать кормила ребенка сама, но все же для дальнейшей помощи была взята и нянюшка – краснощекая, круглая, молодая деревенская бабенка из крепостных, которая покуда занималась только стиркой пеленок и прочими хозяйственными мелочами.
Сам преображенец ликовал необыкновенно. Вопреки своей прежней сдержанности перед молодой женкой он сделался теперь и более развязным и более смелым. Голос его звучал ровно, как голос хозяина, чувствующего свою силу. Роль отца он почему-то считал великой ролью и соответственно этой роли поднял голову.
Ироидочка, молодая мать, смотрела на это сквозь пальцы, не давала молодцу-преображенцу чувствовать своей силы и как-то углубилась в самое себя. Она находилась в том блаженном настроении, в каком обыкновенно при таких условиях находятся почти все молодые матери, – она тихо наслаждалась. Как мать по целым часам она любовалась на свое крохотное детище, и при этом немало дум теснилось в ее молодой материнской голове. О чем думают при таких условиях матери – дело тайное.
Совсем иначе любовался своей дочуркой отставной сержант и высказывал думы свои открыто и ясно.
Он говорил:
– Подрастет