Коронка в пиках до валета. Василий Новодворский
крестом. Командир торжественно принимает рапорты, обходит фронт, здоровается с командой… Церемония кончилась. И так происходит каждое утро. Потом все расходятся. День начался.
Портсмут
«Диана» легко и плавно входит в широкую гавань, проходит мимо строя могучих британских кораблей: фрегатов, корветов. Пушечные салюты. Салюты флагами.
– Пошел все наверх! На якорь становиться! – раздается команда.
Пронзительный свист боцманских дудок, и тяжелый якорь бухается в воду, подымая на сажень ленивый всплеск воды.
Как по мановению волшебного жезла на «Диане» вдруг падают все паруса. Чисто стали! Лихо! У начальства отлегло от сердца. Команда – и та радостно ухмыляется.
– Лихо! Молодцы! – радостно твердит направо и налево старший офицер. – Не подгадили! Спасибо!
Через некоторое время фрегат пустеет: кто может, съезжает на берег. Командир первый отваливает в щегольском вельботе, приодевшись в парадную форму, – он отправляется с официальными визитами. Потом отваливают катера с офицерами в штатских костюмах – едут «развлечься». В одном из катеров торчит Спиридоний. Он тоже в мирском одеянии. На нем какой-то сюртук, уморительные клетчатые брюки. Косичка тщательно запрятана под широкополую шляпу.
Стремится на берег и команда после трудного перехода «освежиться» в портовых кабаках и притонах. Скоро на «Диане» остаются только вахтенные, дежурные – словом, все, занятые делом.
Паисий не выходит из своей каюты. В открытый иллюминатор он хмуро смотрит на шумную гавань, на лодки, парусные и весельные, которые поминутно мелькают мимо борта.
На баке стоит Илья. К нему подходит Вадим и, бросив вокруг себя осторожный взгляд, убедившись, что никто за ним не следит, его не слушает, заговаривает с Ильей:
– Как мне тяжело! Если бы ты мог себе представить, Илья! В крепости было легче. Кончится мое плавание бедой!
Илья пробует успокоить друга.
– Знаешь, – говорит Вадим, – не страшна матросская куртка, не страшны матросские щи и каша – хотя, знаешь, мерзостью кормить начали! – страшно бесправие и несправедливость. Бьют матросов – зубы вышибают, синяки под глаза ставят! Не только боцмана, а всякий фендрик, вроде Чибисова или вроде этой немецкой миноги, нашего барона, – и те подымают на них свою подлую руку… Но почему меня не бьют? Ведь я же матрос! В крепости было лучше – я, по крайней мере, этих безобразий не видел! Ты знаешь, что я придумал. Я сбегу с корабля или… утоплюсь!.. Я так жить не могу!
– Вадим!.. Вадим! – ответил ему Илья и обнял его. – Полно ребячиться! Во-первых, не все дерутся. Я, например, лейтенант Стругов, мичман Левицкий. Да мало ли! И верь мне, таких скоро будет большинство! Береги себя для лучшего будущего… Может, скоро наступит время, когда в таких, как ты, будет нужда!
– Знаешь, Илья, – заговорил опять Вадим, – попроси ты у командира, чтоб он меня к тебе вестовым назначил!
Илья выпучил глаза.
– Тебя? Ко мне… вестовым?! Да