Столп огненный. Кен Фоллетт
платок, сшитый матерью, с каймой и узором из желудей. Он ласково промокнул этим платком щеки Марджери, вытер следы слез, а она вдруг выхватила платок у него из рук и принялась тереть глаза.
– Больше ничего объяснять не надо, верно?
– Почему ты так решила? – Нед призадумался. Он знал, что Марджери, несмотря на мнимое легкомыслие и широко известное своеволие, в сердце глубоко благочестива. – Разве не грешно возлегать с мужчиной, которого ты ненавидишь?
– Церковь такому не учит.
– Жаль. По мне, ей следовало бы об этом вспомнить.
– Вы, протестанты, все норовите исказить слово Божье.
– Я не протестант. Так все дело в этом?
– Нет!
– Что стряслось, Марджери? Что они тебе наговорили? Тебе угрожали?
– Нет, мне напомнили о моем долге.
– Кто напомнил? – требовательно спросил Нед, чувствуя, что от него пытаются что-то скрыть. – Кто, скажи?
Марджери помешкала, явно не желая признаваться, потом передернула плечами, как бы давая понять, что это на самом деле не имеет значения.
– Епископ Джулиус.
Нед разъярился:
– Да он же прихвостень твоего отца! Его только пальчиком поманили, он и прибежал!
– Он – наместник Христов.
– Христос не указывал, кому на ком жениться.
– Но Иисус требует от меня послушания.
– При чем тут Иисус и Божий промысел? Твои родители прикрываются верой, чтобы заставить тебя поступить, как нужно им.
– Не обижай меня такими упреками.
– Значит, ты выйдешь за Барта Ширинга, потому что так сказал епископ?
– Потому что этого хочет Господь! Мне пора. Нед, нам с тобою впредь лучше встречаться и разговаривать как можно реже.
– Почему? Мы живем в одном городе, ходим в один храм. Почему бы нам не поговорить?
– Потому что у меня сердце разрывается! – выкрикнула Марджери и побежала к брату.
Глава 4
Барни Уиллард шагал по запруженной севильской набережной, высматривая, не пришли ли с ранним приливом по реке Гвадалквивир какие-нито английские корабли. Ему отчаянно требовалось узнать, жив ли дядюшка Дик и все ли семейное имущество утрачено.
Вдоль реки задувал студеный ветер, однако небо было ясным и голубым до синевы, а утреннее солнышко согревало загорелое лицо Барни. После пребывания в Испании, подумалось ему, он никогда больше не привыкнет снова к промозглой сырости и низким облакам, характерным для английской погоды.
Севилью выстроили в излучине реки, по обоим берегам. С внутренней стороны излучины начинался широкий берег грязного песка, тянувшийся вверх до более твердого склона, на котором теснились вместе тысячи домов, дворцов и церквей этого города, самого большого в Испании.
У воды толпились люди, лошади и волы, грузы спускали с палуб, извлекали из трюмов или наоборот – грузили на суда, а продавцы и покупатели перекрикивались и вели торги во всю мощь своих луженых глоток. Барни присматривался к пришвартованным кораблям, ловя чутким ухом протяжные гласные и мягкие согласные английской речи.
Почему-то