По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина. Анатолий Панков
равно погибнем. Давайте съедим одного». Кинули жребий. Достался он рассказчику. На следующее утро повели его. Наставили карабин. И в это время появилась якутская упряжка. Он упал, как подкошенный. И поседел…
За две сотни километров до финиша мои дорожные записи оборвались. Поскольку записи делал на коротких стоянках, а то даже в пути, то некоторые важные события остались вне моего дневника. Но они врезались мне в память, и забыть их невозможно. Я испытал страх. Скорее даже не страх, а панику.
В дороге, на второй день, я почувствовал, что правый низ моего живота «горит». Я еле терпел этот «пожар», надеясь, что всё рассосётся. Но не рассасывалось. Это внезапное воспаление всё сильнее и сильнее давило на живот и на мозги. Неужели приступ аппендицита? А почему бы и нет – ведь у моей мамы вырезали аппендикс, причём в довольно солидном возрасте. До ближайшего аэропорта, то есть до конца моей поездки, несколько дней ходу. Можно и перитонит получить. Другой вариант – добраться до метеостанции, и оттуда по радио вызвать вертолёт. Но даже до метеостанции ещё два дня тащиться. Если не будет помех.
Жар стал распространяться по всему телу. Я запаниковал. А паника усиливает боль, ухудшает общее состояние. Но Анатолию жаловаться не стал. Он же ради меня не повернёт назад и не рванёт быстрее. Мы не на скоростной трассе. Зачем же отягощать его своей проблемой? Решил молча терпеть, по крайней мере, до ночлега. Было и страшно за последствия, и стыдно за то, что так подвёл водителей, добавив им заботу.
Долго ехали по реке. Дорога монотонная. Анатолий стал засыпать. Я будил его, он успокаивал: «Да не сплю я». И снова клевал носом, закрывал глаза, доверяя «ермачку» самому выбирать путь. Конечно, мы не на городской трассе, встречных-поперечных нет. Колёса катят в ледяном ложе строго вперёд, как по рельсам. Ну, а если «Урал» проявит норов и выскочит на снежную целину, да врежется во что-нибудь?..
– Ты пить не хочешь? – вдруг очнулся от долгого молчания и сонного состояния мой «таксист». – Там под тобой ящик с молоком. Достань пару баночек.
В ящике было десятка два банок с концентрированным молоком. Тогда оно продавалось не в меньшем количестве, чем сгущённое. И было заменой нормального жидкого молока, которое купить было всегда проблемой – всегда и везде. Я достал в бардачке нож, проткнул дырочки. Проглотил этот специфический напиток, и – о, чудо! – вскоре молоко затушило пожар в животе. Значит, с печенью всё в порядке, обострился холецистит!
Меня дважды – дома у Анатолия и потом в столовой Тёплого Ключа – накормили острейшим борщом. Пришлось питаться тем, что в обычной жизни я не употреблял, к тому же в таком количестве. Вот мой желчный пузырь и восстал.
В другой раз подлый холодок овладел моей душой и головой, когда мы в горах, на прижиме встретились с трактором, который тащил короб для сена таких размеров, что мы, пытаясь разойтись, чуть не свалились под откос. Как я уже упомянул в походном дневнике, трактор залез на скалу, но, тем не менее, «Уралам» пришлось сдвигаться в сторону реки. Меня высадили из кабины, и я с ужасом наблюдал, как правые колёса машин оказывались за пределами дорожного полотна