Ливиец. Михаил Ахманов
«Витязя в тигровой шкуре» и являлись целью экспедиции.
Все дальше и дальше в глубь веков, все ниже и ниже в колодце времени… Я знал, как это выглядит: камера в основании башни, мягкий гул темпорального реактора, затем псионный всплеск, фонтан холодного прозрачного огня, бушующего между цилиндрами эмиттеров. Доля секунды – и после экстракции психоматрицы, все исчезает; псионный импульс, запечатлевший душу Риты, мчится через годы и столетия, мелькая призраком в давно прошедших временах. Тень будущего в прошлом…
В Туманном Окне поблескивала крышка саркофага, и Ритино лицо под ней казалось ликом беломраморной богини. Последний миг прощания, но четверо в ярких одеждах, стоявшие рядом с Витольдом, глядели не на нее, а на меня. Глаза у рыжего, невысокого, были ливийские – светло-серые и удлиненные к вискам; лоб его пересекала полоса интерфейсного обруча. Похоже, он пытался зондировать мой разум – не представившись и не послав приветствия. Скверное начало для знакомства.
Саркофаг исчез, Туманное Окно закрылось.
– Улетела, – промолвил Егор, выпустив мою руку. – Пойдем, малыш. Я знаю один кабачок в Ниневии… мясо барашка и красное вино… – Он выразительно причмокнул.
– Пойдем, – кивнул я и, на секунду сосредоточившись, прикоснулся к Зазеркалью. Часть моего отчета, готовая и должным образом отредактированная, была уже сброшена в главный мегалит и сделалась общедоступной. Не считая Давида, с ней ознакомились Гинах и еще сотни три специалистов. Кроме того, масса любопытствующей публики – разумеется, взрослые, ибо многие мои воспоминания не предназначались для детей.
Егор, обняв меня за пояс, повлек к Туманному Окну.
06
Боюсь, что в этот раз я оказался плохим сотрапезником. Мы сидели в увитой лозами беседке, в кабачке «Благословение Шамаша», пили красное вино, ели устриц и нежное мясо барашка (то и другое – из синтезатора), и Егор рассказывал мне о гуннах, готах, латинянах и вечном городе Риме, что раскинулся у Тибра на семи холмах. Окрестные пейзажи весьма подходили к его историям: кабачок, несколько уединенных павильонов, располагался на искусственном холме, откуда были видны стены, врата и башни Ниневии, уступчатые пирамиды храмов и дворцов с крылатыми быками и грозными фигурами царей, улицы и площади, вымощенные розовым обожженным кирпичом. Рим, волчье логово, Ниневия, логово львов… Тщательно восстановленные, как и другие исторические города, свидетели минувшего, полные жизни и в нашу эпоху… У Ассирийского Музея и Корпуса Анналов Саргона толпится народ, над плоской кровлей Глиптотеки повисла воздушная лодка, Площадь Фонтанов заполнена людьми, и там полощатся на ветру пестрые тенты, кружат глайдеры и сияют, переливаются голографическим светом вывески театров, ресторанчиков и винных погребков.
С запада городскую стену подпирали набережная и бурая дуга Тигра, с трех остальных сторон простирались рассеченные дорогами сады с пирамидой Дома Уходящих и мелькающими тут и там кровлями и башенками вилл. В Петербурге – исход февраля, снег и метель, а здесь под бирюзовым небом уже курчавятся свежей листвой яблони и персиковые деревья.