Одержимость. Алекс Грей
Он говорил, что в двенадцать лет девочки уже должны начинать интересоваться мальчиками, нарядами, молодёжными журналами, а не только рисовать. При том, он говорил, что рисовать – это хорошо, но просто надо знать меру. В тот вечер мы так и не пришли к общему знаменателю. Ему не удалось убедить меня что-то изменить в своих взглядах, наоборот, после его ухода я закрылась в своём сарае-студии и рисовала, рисовала… Мама знала, что трогать меня нет смысла, когда я закрывалась и погружалась в творчество, папа наоборот, наверное, был единственным, кто поддерживал меня на все сто процентов. Поэтому, мне никто не мешал тогда. Я рисовала долго, даже не пошла домой ужинать, не делала домашних заданий, мне просто не хотелось выходить в их мир. В той студии я тогда и уснула. Проснулась лишь утром, когда мама стучала в дверь. Я открыла двери и увидела красные, заплаканные мамины глаза. Она ничего не сказала, просто так обыденно сказала, что завтрак на столе и мне пора в школу, а то я опоздаю. И ни слова о вчерашней беседе с психологом. Как-будто, ничего и не было. Но вечером меня опять ждал этот доктор. Я весь день думала, как сделать так, чтобы не расстраивать маму, ведь я её очень сильно любила, а она меня. Мы никогда не ссорились, просто здесь наши взгляды на моё занятие живописью начали расходиться. Я сказала психологу, что хочу поговорить с мамой и вышла из комнаты. Маме я сказала, что я сделаю всё, чтобы она только не расстраивалась, но пусть никогда больше этого мужика в нашем доме не будет. Мама знала, что спорить со мной бесполезно и согласилась. Больше в моей жизни ни психологов, ни психотерапевтов не было. Рисовать я, конечно же, не перестала, просто стала меньше офишировать то, чем я занималась. Для мамы я была прилежной дочерью, помогала по дому, по хозяйству, а в школе я была прилежной ученицей. Но на самом деле, я постоянно читала о художниках, ходила в художественную школу, а по вечерам и, даже, по ночам сидела в своём сарае и рисовала.
Как-то я отправила несколько фотографий своих работ в один молодёжный журнал на конкурс. По глупости я подписалась своей настоящей фамилией. Прошло полгода, я уже и забыла про тот конкурс, но тут меня срочно вызвал к себе директор нашей школы. Директора школы мы все очень боялись, и когда я зашла к нему в кабинет, то ноги мои трусились, а с меня ручьями тёк холодный пот. Мне было жутко страшно. И, хотя я знала, что ничего незаконного я не делала, мне всё рвано было не по себе. В кабинете сидела какая-то строгая дама с огромной причёской и пристально смотрела на меня. Когда я вошла, она спросила у директора, как будто меня не было рядом:
– Это она?
– Она. – спокойно ответил директор и кивнул в мою сторону. – Проходи, Аня, присаживайся. Вот Галина Ивановна из ГорОНО хочет с тобой поговорить.
Ноги у меня были ватными и меня не слушались. Я осталась стоять, во рту пересохло, и я не могла сказать ни слова.
– Аня, тут нам позвонили из одного молодёжного журнала, оказывается, что ты стала победительницей художественно конкурса