Пертская красавица. Вальтер Скотт
пришедшему ко мне с покаянием Роберту Стюарту Кэррику.
– Вы удивляете меня, отец, – возразил король. – Мою совесть мало тяготит что-либо из того, что я свершаю по королевской своей обязанности, так как в этих случаях я следую не столько собственному мнению, сколько указаниям моих мудрейших советников.
– В этом-то и заключается опасность, государь, – ответил настоятель. – Святой отец узнает в вашей светлости – в каждом вашем помысле, слове, деянии – послушного вассала святой церкви. Но бывают дурные советники, которые внемлют своим порочным сердцам, злоупотребляют добротой и податливостью короля и под видом служения его преходящему благу предпринимают дела, грозящие ему погибелью в жизни вечной.
Король Роберт выпрямился в своем кресле и принял властную осанку, обычно чуждую ему, хоть она ему так подобала.
– Приор Ансельм, – сказал он, – если в моем поведении – действовал ли я как король или как частный человек, Роберт Стюарт Кэррик, – вам открылось нечто, что могло вызвать такое суровое осуждение, какое мне послышалось в ваших словах, то ваш долг – высказаться прямо, и я вам это приказываю.
– Повинуюсь, мой государь, – ответил настоятель с поклоном. Потом он выпрямился и с достоинством своего высокого сана сказал: – Выслушай от меня слова нашего святейшего отца, наместника святого Петра, кому переданы ключи царствия небесного, дабы налагал он узы и разрешал их: «Почему, о Роберт Шотландский, на епископский престол Святого Андрея ты не принял Генри Уордло{90}, которого папа приказал возвести на этот престол? Почему твои уста изъявляют готовность послушно служить церкви, тогда как дела твои вещают о порочности и непокорности твоей души? Послушание угодней небу, чем пожертвования!»
– Сэр приор, – сказал король, переходя на тон, более подобающий его высокому званию, – мы можем и не отвечать вам, поскольку вы затронули предмет, касающийся нас и благосостояния нашего королевства, но не частной нашей совести.
– Увы! – сказал настоятель. – А чьей совести будет он касаться в день Страшного суда? Кто из твоих знатных лордов или богатых горожан станет тогда между своим королем и карой, которую король навлек на себя, следуя мирским расчетам при разрешении церковных дел? Знай, могущественный государь: если даже все рыцари твоего королевства оградят тебя щитами от разящей молнии, они будут испепелены, истлеют, как пергамент перед пламенем горна.
– Добрый отец настоятель, – сказал король, чья боязливая мысль редко когда могла не подчиниться воздействию такого рода речей, – вы, право же, чрезмерно сурово судите об этом деле. Прием примаса{91}, к несчастью, встретил сопротивление во время моей последней болезни, пока Шотландией управлял от моего имени граф Дуглас, мой наместник. А потому не ставьте мне в укор то, что свершилось, когда я, неспособный вести дела королевства, был вынужден передать свою власть другому.
– Вашему