Вудсток, или Кавалер. Вальтер Скотт
и мирным гражданам ничего не оставалось, как повиноваться всему, что могло возникнуть в необузданном и фанатичном воображении воинственных советчиков.
После некоторого ожидания прихожане увидели, что преподобный Холдинаф идет вдоль приделов часовни не так медленно и не той величественной походкой, которой в минувшие дни старый настоятель обычно подчеркивал достоинство своего сана, а торопливыми шагами, точно он опаздывал и стремился наверстать упущенное время. Это был высокий худощавый человек со смуглым лицом и беспокойным взглядом, выдававшим его раздражительный характер. Он был в коричневом, а не в черном облачении, поверх которого носил, в честь Кальвина{25}, синий женевский плащ, развевавшийся у него за плечами, когда он спешил к кафедре. Седеющие волосы были подстрижены так коротко, как только можно было подстричь ножницами, их прикрывала черная шелковая шапочка – она так плотно сидела на голове, что уши, торчавшие из-под нее, казались ручками, за которые можно было поднять всего человека. Вдобавок достойный богослов был в очках, носил длинную седеющую бороду, а в руке у него была маленькая карманная Библия с серебряными застежками. Подойдя к кафедре, он минутку помедлил, чтобы перевести дух, а затем стал подниматься, шагая через две ступеньки.
Но в это время сильная рука схватила его за плащ. Это была рука человека, который отделился от группы солдат, – плотного человека среднего роста с острым взглядом и довольно заурядной внешностью; привлекало внимание только выражение его лица. Одежда его, хоть не военного покроя, чем-то напоминала солдатскую. На нем были широкие штаны из телячьей кожи; на одном боку – рапира неимоверной длины, или палаш, как ее тогда называли, на другой – кинжал. На сафьяновом поясе висели пистолеты.
Священник, отвлеченный таким образом от своих обязанностей, оглянулся на незнакомца и спросил не очень любезным тоном, что означает подобное вмешательство.
– Приятель, – сказал дерзкий незнакомец, – ты что, собираешься держать речь перед этим почтенным людом?
– А как же! – с негодованием воскликнул священник. – Таков мой долг перед Господом. Горе мне, если я не буду проповедовать Евангелие! Прошу тебя, друг, не отвлекай меня от дела.
– Ну, нет, – возразил воинственный незнакомец, – я сам собираюсь проповедовать, поэтому лучше удались; а впрочем, если хочешь послушаться моего совета, оставайся здесь и вразумляйся вместе с заблудшими овцами, которым я собираюсь сейчас разбросать крохи утешительной веры.
– Изыди, посланец сатаны! – разгневанно воскликнул священник. – Уважай мой сан, мое облачение!
– Не вижу, почему я должен уважать покрой твоего плаща, – ответил тот, – или сукно, из которого он сшит, больше, чем ты уважаешь епископский стихарь: тот – белый с черным, а твой – синий с коричневым. Все вы – ленивые, сонные псы! Все вы – пастыри, что морите стадо голодом и не печетесь о нем! Все вы думаете только о наживе, вот что!
Такие непристойные