Альрауне. Г. Эверс
Его любили женщины и все те, которым нравилась свободная жизнь и дикие нравы. Начальство относилось к нему неодобрительно. Правда, он работал кое-когда, но работу его начальство всегда называло ерундой.
Как только появлялась возможность, он уезжал, отправлялся в Париж. Был больше у себя дома на Butte Sacree, чем в суде. Но, в сущности, он не знал, чем все это кончится.
Несомненно только одно: никогда не выйдет из него юриста, ни адвоката, ни судьи, ни даже чиновника. Но что же ему предпринять? Он жил изо дня в день, делал все новые и новые долги…
Он все еще держал в руках письмо; хотел раскрыть его, но в то же время его тянуло что-то вернуть его нераспечатанным. Это был бы известного рода ответ, хотя и запоздалый, на другое письмо, которое написал ему дядя два года назад.
Это было вскоре после той ночи. С пятью другими студентами он в полночь проезжал через деревню, возвращаясь с пикника. Вдруг ему пришла в голову мысль пригласить их в дом тен Бринкена.
Они оторвали звонок, громко кричали и неистово ломились в железные ворота. Поднялся такой адский шум, что сбежалась вся деревня. Тайный советник был в отъезде, но лакей впустил их по приказанию племянника. Они отвели лошадей в конюшню. Франк Браун велел разбудить прислугу, приготовить ужин и сам отправился за винами в дядюшкин погреб. Они пировали, пили и пели, буйствовали в доме и в саду, шумели и ломали все, что только попадалось им под руку. Только рано утром уехали они с тем же криком и шумом, повиснув на своих лошадях, точно дикие ковбои, а некоторые как мешки с мукою.
– Молодые люди вели себя, точно свиньи, – доложил Алоиз тайному советнику. Тем не менее не это рассердило профессора, он ни слова не сказал бы про это. Но на буфете лежали редкие яблоки, свежие груши и персики из его оранжереи. Редкие плоды, взращенные с невероятными трудностями. Первые плоды новых деревьев. Они лежали там в вате на золотых тарелках и созревали. Но студенты не сочли нужным считаться со стараниями профессора и беспощадно набросились на добычу. Они откусывали по кусочку, но, убедившись, что они еще не поспели, кидали их на пол.
Профессор написал племяннику недовольное письмо и просил его не переступать больше порога его дома.
Франк Браун был глубоко оскорблен этим письмом, проступок его казался ему пустой безделицей. Ах, если бы письмо, которое он сейчас держал в руках, пришло туда, куда оно было адресовано, в Мец или даже на Монмартр, он, ни минуты не колеблясь, отослал бы его обратно нераспечатанным.
Но здесь, здесь, в этой невыносимой скуке?
Он решился.
– Во всяком случае, хоть какое-нибудь развлечение, – повторил он и распечатал письмо.
Дядя сообщал ему, что по зрелом размышлении он решил последовать совету, данному ему племянником. У него имеется уже подходящий объект для отца: прошение о пересмотре дела убийцы Нерризенна оставлено без последствий, и нужно думать, что и прошение о помиловании будет также отклонено. Он ищет теперь только мать. Он делал уже несколько попыток в этом направлении, но