Арктика-2020. Петр Заспа
лишнее, – слабо запротестовал Скорик.
– Ещё чего! Даже слушать не хочу! Чтобы дед Митрофан да не угостил своих защитников? Скажи пусть баки возьмут побольше! У нас уже вторые сутки треска без продыху прёт!
– Простите, а как вас по отчеству?
– Да какое там отчество! – засмущался капитан. – Ребята зовут дедом Митрофаном. И ты так зови, – и вдруг кокетливо потупив взгляд: – Степаныч.
– Митрофан Степанович, что мы всё на мостике? Пройдёмте в каюту.
Переступив комингс командирской каюты, дед Митрофан восхищённо выдохнул:
– Ладно как у тебя! Тишина, чистота, книги, телевизор, ковры! А люстра- то, люстра какая! Не то что у нас. У меня такой люстры даже на берегу нет. А это что? Неужели сплит?
– Он самый. Шефы подарили.
– А это кто? – дед Митрофан прищурился на портрет за командирским креслом. – Небось, жена?
– Нет, – улыбнулся Скорик. – Крёстная мать корабля. Так что у вас произошло?
– Да как обычно, – капитан «Нерпы» удобно расположился на кожаном диване. – Не нравится норвегам, что рыбу ловим, ту, что они считают своей. Тебя как, командир, зовут?
– Андрей Петрович.
– Меня ведь, Андрей, уже вот так не раз арестовывали. По полгода в их шхерах простаивали. Ребята ни копейки не получали, побирались случайными заработками. А я ведь рыбу начинал ловить ещё при Хрущёве юнгой. Всякое бывало, но такого – никогда! Ты вот пришёл, меня защитил. А сколько сейчас наших рыболовов в морях? К каждому крейсер не приставишь. А надо так, чтобы нас защищал наш флаг! Чтобы даже от мысли, чтобы на него посягнуть, у таких вот иродов трясучка накатывала! Помню, идём с красным полотнищем на мачте, а перед нами все расступаются и первыми флагами расцвечивания приветствуют, мол, будьте здоровы, камрады! Знаем, что лучше вас не трогать. При царе, если русский корабль в чей порт заходил, так салютом палили сверх положенного, только бы не обидеть. А сейчас?
«А сейчас, – подумал Скорик, – трясучка накатывает на наше командование. Лишь бы провокация не случилась. Только бы никто не обиделся, да войну не развязал. А чего её бояться, если она и так уже в воздухе витает? Паршивый фрегат и тот огрызнуться норовит».
Вспомнив о «Нордкапе», он нажал клавишу информационно-боевого поста.
– БИУС, где норвеги?
– «Сенья» ушла, товарищ командир, а «Нордкап» стоит в двадцати милях на своей половине.
– Вот это мне и не нравится, – сказал Скорик Митрофану Степановичу. – Почему не уходит?
– Да пусть стоит. Или думаешь, вернётся?
– Не знаю. Но долго я с вами быть не смогу.
– Да ты не переживай! Я ведь понимаю – ты человек государственный. У нас рыба, а у тебя дела, про которые нам даже догадываться не положено. А вернуться он не рискнёт. Я их знаю. Если отпор почувствовали, то уже не сунутся. Может, дня через три. А мы к тому времени уже здесь закончим.
– Митрофан Степанович, может вам сейчас отойти? – предложил Скорик. – Хотя бы миль на десять