Двести тысяч золотом. Василий Веденеев
обветренное лицо одноглазого гиганта расплылось в блаженной улыбке.
– Боже мой! Юрий!
Дверь распахнулась. На пороге стояла миловидная светловолосая девушка. Темное платье с белым кружевным воротничком делало ее похожей на гимназистку.
Капитан схватил сестру огромными ручищами, легко поднял ее и закружил, осыпая поцелуями лицо, волосы, руки. Радостно смеясь, он подбрасывал девушку, как ребенка.
– Ольгунька! Сестренка! Малышка моя!
– Юра! Живой!
Тонкие пальчики Ольги нежно взъерошили львиную гриву гиганта, погладили заросшие щетиной щеки, осторожно коснувшись пересекавшего пустую глазницу страшного рубца.
Наконец Лобанов бережно опустил сестру на пол и обернулся.
– Позволь представить. Мой друг – георгиевский кавалер прапорщик Руднев. Мы вместе бежали от хунхузов. Лихое было дело!
– Александр. – Смутившись, что стал невольным свидетелем этой нежной встречи, Саша сдержанно поклонился.
– Проходите, – пригласила Ольга, впуская их в крошечную переднюю.
Квартирка оказалась чистенькой, скудно обставленной, с единственной комнаткой, выходившей окнами во двор-колодец. Ольга сразу кинулась накрывать на стол, а Юрий Петрович поставил на плиту ведро воды и достал большой жестяной таз.
– Сейчас перекусим, а потом помоемся на кухне, – весело сообщил он Саше, скромно присевшему на краешек стула.
– Мне, право, неудобно стеснять вас. – Руднев уже понял, что разместиться троим в этой квартирке практически невозможно. Она и так мала, а огромный Лобанов, казалось, заполнял собой все свободное пространство. Беззлобно поругивая тесноту и весело скаля зубы, он задевал то покрытый вышитой салфеткой комод, то шкаф с мутноватым зеркалом, натыкался на стулья и единственную кровать.
– А куда ты пойдешь? – Капитан уставился на приятеля единственным глазом. – Брось, Саша, в тесноте, да не в обиде. Ляжем на полу, валетиком.
Поняв, что спорить бесполезно, Руднев примолк и начал украдкой наблюдать за хлопотавшей у стола Ольгой.
Она сразу очень понравилась ему, и Саша с каким-то особенным удовольствием смотрел, как девушка расставляет чашки, тарелки, кладет приборы, заваривает чай в маленьком фарфоровом чайничке, разрисованном синими, причудливо извивающимися драконами. Боже, каким далеким, милым, родным, но навсегда потерянным веет от ее фигурки, какую сладкую боль воспоминаний навевают плавные движения ее рук.
Да, а платьишко на ней давно не новое, аккуратно заштопанное у манжетика, но идеально чистое и тщательно отутюженное. И воротничок она наверняка сделала сама, а не купила кружева в модном магазине. Бедные никогда не признаются в нищете, скрывая ее, как дурную болезнь. Только богатство может позволить себе рядиться в лохмотья, эксцентрично шокируя общество, прекрасно осведомленное, какой банковский счет скрывается за поношенным тряпьем.
«Надо поскорее найти работу, чтобы не стать для них обузой», – подумал Саша, садясь к столу.
Выпили