Неслужебный роман. Евгения Кретова
мой баул в багажник и галантно приоткрыл пассажирскую дверь.
На всякий случай я поближе положила мобильный телефон и крепко обхватила сумочку, усаживаясь. Наверно, я смешно все это проделывала, потому что мужчина усмехнулся, но говорить ничего не стал.
Москва летом в пятницу превращается в Содом и Гоморру накануне потопа. Потоки людей волнами стекаются в душное нутро метрополитена. Раскаленный асфальт плавится под ногами. Все торопятся из города, шум, гам, на дорогах переполненные автобусы и электрички, раздраженные голоса и взгляды. Кажется, что город готов разорваться на части и поглотить самое себя, лишь бы не видеть и не слышать своих жителей. Как же он устал от этого безумия! Город, как подросток, хочет, чтобы его оставили в покое.
Раньше, когда я была частью многотысячного потока, не замечала его. Но, знаете, всё выглядит иначе и особенно резко бросается в глаза, когда ты сидишь в прохладе юркой машины, тонированными стеклами ограждающей тебя от нервозной истерики мегаполиса.
Тихая приятная музыка играла в салоне. Я никогда не была знатоком современной поп-культуры, что западной, что нашей, но эта мелодия меня почему-то притягивала, умело озвучивала настроение замученного города.
– А кто это поет?
– Патрисия Каас. Не узнали? Это старый диск, насколько я знаю. «Piano Bar». Неужели не слышали?
–Честно говоря, редко слушаю музыку, – созналась я, – времени мало. На работе обычно радио работает, но там такой не услышишь…
– Неформатная. Я сам немного музыкант, знаю, что на популярных радиостанциях такой нет.
– Да? Вы музыкант? А на каком инструменте играете?
– На саксофоне.
– Джазмен? – ахнула я.
Мужчина кивнул. Машина, ловко свернув на автостраду, присоединилась к тысячам страждущих свежего воздуха автомобилистов.
Тут затрещал мой телефон. От неожиданности я вздрогнула, уронила его, и по законам подлости он куда-то закатился, продолжая вибрировать, стонать и издавать непонятные звуки, вовсе не похожие на пятую симфонию Баха. Мне пришлось сползти на пол, прежде чем я смогла его найти. Но ответить не успела. Пока я смотрела, кто звонил, телефон затрещал снова. Это была Женька.
– Ну ты, где? Папа с мамой уже успели поругаться из–за шашлыка и помириться снова, а тебя еще нет. Ты хоть с работы выехала уже?
– Я на проспекте Мира. Если повезет, то через час буду.
Молчание в трубке означало, что Женька соображает, а последовавшее затем сопение, что куда-то торопливо идет.
–Ты что, на машине едешь?! – зашипела она в трубку через мгновение. – С ума сошла, на ночь глядя! Мама узнает – тебя убьет, учти! Номер хоть и марку сбрось эс-эм-эской! Через десять минут выходи на связь!
Я же говорю, Женька у нас самая правильная. Она такой стала с пятого класса, когда на перемене, во время игры в прятки, оборвала в коридоре несколько занавесок вместе с карнизом и штукатуркой, и родителей вызвали в школу, а ей впервые поставили за поведение в четверти «удовлетворительно».
Я понимала, что она права, и такие