Жребий брошен. Людмила Шаховская
что господин защитит его от гибели на арене… Ты не близка, матрона, ни с Фавстой, ни с Теренцией… Ты, значит, подруга Юлии, дочери Цезаря?
– Нет, я не знакома и с Юлией, – ответила Амарилла, окончательно растерявшись.
– Ни из того, ни из другого круга? Откуда же ты, свидетельница моего бесчестия? – спросила Фульвия, с изумлением осматривая стройную фигуру молоденькой сенаторши, – могу ли я узнать, с кем судьба так неожиданно свела меня? Я тебя никогда не видела нигде, ни у знакомых, ни в храмах, ни в театре.
– Ты не могла меня видеть… я нигде здесь не была… я провинциалка.
– Как зовут тебя, прелестная? – спросила Фульвия, меняя гневный тон на ласковый, – ее заинтересовала и внутренне рассмешила наивность Амариллы.
– Мое настоящее имя Рубеллия.
– Дочь Рубеллия Плавта?
– Нет… я ношу имя не отца, а бабушки… так было угодно моему деду.
Она в смущении теребила свою вуаль.
– О боги! – вскричала Фульвия радостно. – Наконец-то я нашла в Риме сенаторшу, которая не злословит обо мне и не знает Клодия!
– А разве твоего мужа все знают?
Этот вопрос Амариллы прозвучал, точно вопрос ребенка.
– А тебя, верно, никто не знает, если тебе еще не жужжали в уши обо мне.
– Меня никто не знает.
Фульвия расхохоталась этим наивным словам, но тотчас удержала свой порыв.
– Рубеллия, – сказала она ласково, – чья же ты все-таки дочь?
Наивная красавица, ободренная мягкостью тона, подняла свои голубые глаза и встретила взор Фульвии, обращенный на нее с улыбкой. Она не умела ни хитрить, ни отвязаться от нежеланного разговора.
– Пойдем прочь! – шептала ей Красная Каракатица, но Амарилле, с одной стороны, показалось неловко прервать разговор резким образом, а с другой…
Амарилла случайно взглянула на Луктерия и прочла в его больших смелых глазах такую глубокую скорбь и тоску, и обращенную к ней мольбу, что этот взор галла как бы пригвоздил ее к месту.
– Я очень мало знаю о своей матери, – тихо молвила она, – я подкидыш[1].
– Подкидыш? Однако тебя приняли в чью-то семью.
– Да… я законная дочь своих родителей… я внучка Тудитана, дочь Люциллы.
Амарилле не пришло в голову, что множество людей в Риме носило эти имена.
– Внучка Тудитана! Дочь Люциллы! – воскликнула Фульвия. – Так мы родные, моя милая, – ты дочь моей тетки. Мой дед – Кай Семпроний Тудитан.
– Первое имя моего деда я не знаю, его третье имя я также узнала только недавно, его все зовут просто Семпронием.
– У него было две дочери, из которых одна – моя мать. Дед рассорился с нею. Не дичись меня, Рубеллия, сядь сюда, вот неожиданность – кузина у меня нашлась!
Амарилла села на носилки подле Фульвии и сказала:
– Я слышала только об одной дочери моего деда, моей матери, и не знаю, была ли у него другая дочь.
– Его дочь Люцилла
В Древнем Риме каждый глава семьи имел право отвергнуть не только своего ребенка, но и дитя людей, зависящих от него. Дед внука или дядя племянника мог оторвать от него родителей, если они были под его властью, и отдать чужим людям для усыновления, продать в рабство за границу, или даже просто убить, как лишнего, или по другой причине неугодного ему. Закон был на стороне такого самоуправца.