Магнетизерка. Леонид Девятых
вызвано сие смущение: тем, что он признал в ней действительную дщерь императрицы Елисаветы или просто поражен безмерной наглостию сей особы, – о том не ведает никто, кроме него самого. Узнать же о том подробнее не представляется возможным.
А теперь, Ваше Сиятельство, вкратце о том, чего желает новоявленная «княжна». Вот ее собственные слова, пересказанные мне тем же маркизом де Марином:
«Я единственно желаю признания меня и моих прав. Если императрица Екатерина захочет по совести и без спора мирно поделиться со мной, я готова сделать для нее все. Отдам ей Север; с Петербургом, балтийскими провинциями и со всею московской областью; себе возьму Кавказ, вообще юг и часть востока империи. Я буду свято чтить мирный раздел, буду всем довольна; населю и устрою мои родовые страны – увидите, я мастерица. И, разумеется, прежде всего восстановлю Украину и Польшу. Я ведь жила в детстве на Украине. Если же Екатерина заспорит, мне остается добывать мои права силою. Я собираюсь в Стамбул, к султану; он ждет меня. Я явлюсь среди его войск за Балканами, у Дуная, перед армией Екатерины. И я ей отплачу. При этом многие мне помогут, в том числе все недовольные, например…»
И тут, Ваше Высокопревосходительство, она назвала Ваше имя, сказав, что Вы-де обижены за брата, «коего время кончилось», и будете ей весьма полезны в ее начинаниях. И она уже якобы послала Вам свой «Манифест», в коем предлагает Вам объявить его эскадре, принять ее и всегласно заявить ее права на Российский престол.
Что произошло далее, Татищев более-менее знал. Когда случился мир с Турцией, поляки отвернулись от «княжны»: сие «знамя» их борьбы против «московитов» стало слишком обременительным и ненужным. «Княжна» оставила Рагузу и какое-то время жила в Барлетте, а затем под видом знатной польской дамы поселилась в Риме. Граф же Орлов приступил к последнему действию задуманной им пиесы. Он заплатил все долги «княжны» и открыл для нее безграничный кредит у римского банкира Дженкинса. После этого в ответном на «Манифест» письме послал ей приглашение в его штаб-квартиру в Болонье. Письмо сие должен был доставить «княжне Таракановой» не кто иной, как Иосиф де Ривас, выехавший в Рим резидентом по приказанию графа первого февраля 1775 года.
Рим – город, куда ведут все пути. Сия фраза ходит уже не один век. Читая документы, Татищев нарисовал в своем воображении то, что могло произойти с героями этого весьма необычного дела.
Татищев представил дом Жуяни на Марсовом поле в Риме, где под именем знатной полячки графини Селинской стала жить «побродяжка-княжна». Дом стоит уединенно и особняком, прикрытый с улицы небольшим тенистым садом. Ривас подошел к двери и негромко ударил в нее скобой.
Из окна, увитого виноградными лозами, сперва выглянула горничная, а потом в дверях показалась фигура секретаря «княжны» Чарномского.
– Я с письмом от его высокопревосходительства г�