Камера смертников. Василий Веденеев
назло, еще никого из «бывших» не нашли…
Летчики выключили музыку, моторы загудели сильнее, самолет начал разворот, заходя на посадку. Бергер впился взглядом в иллюминатор, стараясь разглядеть посадочную полосу. Сзади завозились Клюге и Канихен, которых он, как личную охрану, повсюду таскал за собой.
Внизу мелькнули домики, казавшиеся маленькими и приземистыми, несколько автомобилей, широкое поле с темневшими на его краю перелеском – убогая картина, совершенно не радующая глаз.
Самолет слегка тряхнуло – колеса шасси коснулись посадочной полосы. В салон вышел один из пилотов, готовясь открыть люк и спустить трап.
– С благополучным прибытием, господин обер-фюрер, – улыбнулся он, проходя мимо Бергера. Тот в ответ только сухо кивнул, застегивая длинное кожаное пальто с пушистым меховым воротником.
Открылся люк. Ступив на узкую ступеньку трапа, Бергер почувствовал, как в лицо ударил порыв ледяного ветра; сразу стянуло кожу, губы сделались немыми и непослушными. От автомашины, стоявшей почти под крылом самолета, придерживая фуражку, навстречу ему торопился фон Бютцов.
– Как долетели? – уважительно пожимая руку обер-фюрера, спросил он.
– Нормально, – отворачиваясь от ветра, буркнул Бергер. – Со мной Клюге и Канихен, пусть едут во второй машине. На дорогах спокойно?
– Да, – распахивая дверцу автомобиля, заверил встречавший. – Основные банды партизан действуют в стороне от нас.
Усевшись на заднее сиденье, Бергер потер ладонями уши – холодно, черт побери! Рядом устроился Бютцов, и машина тронулась, выезжая на шоссе.
В присутствии водителя не разговаривали. Бергер смотрел в окно, на мелькавшие по сторонам дороги заснеженные поля и перелески. Пожалуй, если бы не этот мороз, можно было подумать, что ты опять в Польше, где уже приходилось бывать. И вообще, где ему только не приходилось бывать, даже в России, еще до войны.
Свою карьеру Отто Бергер начинал в газете, работая простым репортером. Как же давно это было, как давно, задолго до Первой мировой войны… Денег в семье катастрофически не хватало, и Отто, тогда учившийся в университете, вынужден был искать приработок. У него оказалось острое, бойкое перо и хороший нюх газетчика, писал он легко, безошибочно улавливая настроения обывателя, и редакторы всегда оставались им довольны. Так и дотянул до диплома, а получив его, уехал в Южную Америку искать богатства.
Не нашел и вернулся обратно в Германию, как раз перед войной. Потом пришлось понюхать пороха, отваляться в госпитале с ранением в руку – и сейчас, бывает, ноет к перемене погоды старая рана, – пережить ужас революции восемнадцатого года. Похоронить родителей и остаться практически без средств к существованию. Кому был нужен в разоренной стране его университетский диплом?
Шатаясь без дела по улицам, Отто пристрастился к посещению собраний и митингов – любопытно слушать замысловатые бредни, якобы способные спасти страну, вырвать