Золотая голова. Наталья Резанова
в порядок, пол подмести, свечи опять же затушить, чтобы пожара не случилось, пусть у нас и не Тримейн, пожары на Севере бывают и похлеще… а восемь человек вызвалось ему помочь?
Молодой служка запер входную дверь на большой висячий замок и отдал ключ патеру, предварительно поклонившись. Священник в ответ кивнул, и оба разошлись. Я не стала следить ни за тем, ни за другим. Осталась на месте.
Возможно, причетник вышел, пока я устраивалась на крыше. А восемь человек просто попросились переночевать. И чтобы они ничего при этом не похитили, их заперли снаружи.
Но я в такую возможность верила слабо.
Из моего убежища был слышен ветер, доносивший слабый звук хорового пения со стороны порта и перекличку ночных сторожей. И был отчетливо слышен колокол с Рыночной площади, отбивавший часы.
Вскоре после одиннадцати в окнах церкви мелькнул огонек. Витражи – вещь красивая, но при слежке неудобная. Да и без витражей окна были расположены так, что снаружи – с крыши, с мостовой – ничего не увидишь. Единственное, что можно понять, – внутри ктото ходит.
Значит, все они по-прежнему там?
А где же еще?
Если они там служат черную мессу – как это называлось в книгах – обедня святого Сикария? Или Сихария?
или предаются содомскому греху, это не моя забота. Пусть инквизиция разбирается. По мне, так они вольны делать что угодно, лишь бы младенцев не резали, а младенцев я при них как-то не заметила.
Но и в черную мессу мне не очень верилось.
Свет в церкви погас, и тени, мерещившиеся мне за окном, исчезли. Влезть, что ли, посмотреть? Не в окно, разумеется, – оно заперто. И не в главную дверь – пока возишься с замком, ночной патруль заметит. А вот боковую дверь, если она изнутри на задвижке или щеколде, можно попробовать открыть.
Ну уж нет. В двенадцать лет или даже в двадцать я бы не преминула совершить такую попытку. Но теперь меня подобные авантюры не привлекали. Главное – терпение, пусть тебе холодно и неудобно.
А вот Форчиа терпения, похоже, не хватило.
У меня было предчувствие, что до утра больше ничего не произойдет. Но в гостиницу я возвращаться не стала, продолжая вполглаза – спи, глазок! спи, другой! – приглядывать за церковью.
Около семи утра открылась боковая дверь – как я и предполагала, ее отперли изнутри. Появился причетник, похожий на матроса, зевнул и пошел ко главному входу. В руках у него была связка ключей.
Интересно, святой отец тоже в деле? Или только служка? Или оба?
Я дождалась, пока появились вышеупомянутые лица, и в церковь начали заходить первые посетители, а потом присоединилась к ним. Надо ли говорить, что тех восьми и духу не было? И вряд ли они прятались по исповедальням. Причетника я тоже не видела (отсыпается где-то? ).
На сей раз я не стала просовываться к алтарю, а уселась на самой дальней скамье, отделенной от главного нефа стеной леттера и органом. Сложила руки на коленях и уронила голову на грудь, полуприкрыв глаза