Походы Александра Македонского. Михаил Елисеев
Да и вообще Филипп знать не хотел людей благонравных и бережливых, напротив, ценил и отличал расточительных или проводящих жизнь в пьянстве и игре. Он не только давал им средства для порочной жизни, но возбуждал их к соревнованию во всевозможных мерзостях и беспутствах. Каких только пороков или преступлений не было на этих людях? Зато они были далеки от всего честного и благородного. Одни из них, в возмужалом возрасте, ходили всегда бритыми, с выглаженной кожей, другие, хотя и носили бороду, предавались разврату друг с другом. Они водили за собою двух-трех любодеев, а другим предлагали те же услуги, что и любодеи. Поэтому правильнее было бы считать этих друзей не товарищами, но товарками, называть их не воинами, но потаскухами. По натуре человекоубийцы, по образу жизни они были любодеи. Во избежание многословия, – продолжает Феопомп, – тем паче, что передо мною столько важных дел, скажу вообще: мне думается, что люди, именовавшиеся друзьями и товарищами Филиппа, были на самом деле такими скотами и развратниками, что с ними не могли бы сравниться ни Кентавры, обитавшие на Пелии, ни Лестригоны, жившие на Леонтинской равнине, ни вообще какая бы то ни было тварь“.
Разве можно не возмущаться такою грубостью и непристойностью в речи историка? В самом деле, Феопомп заслуживает осуждения не за то только, что высказывает мнения, противоречащие задаче собственного его повествования, но и за то также, что он оболгал царя и друзей его, а наибольше за то, что эти лживые известия облекает в срамную и непристойную форму» (Полибий, VII,11–12). Примечательно, что некоторые древнегреческие писатели, в частности Афиней, принимали откровения Феопомпа за чистую монету и практически дословно переписывали его высказывания о Филиппе.
Но была у царя ещё одна страсть, которая в отличие от пьянства приводила к куда более серьёзным последствиям, – его необычайное женолюбие и распутство. Складывается такое впечатление, что Филипп мимо себя не пропускал ни одной юбки, ухлестывая за всеми приглянувшимися ему женщинами направо и налево. В принципе и здесь не было ничего страшного, если бы не навязчивое желание царя периодически связывать себя узами Гименея с новыми избранницами. Учитывая его статус, это было весьма чревато последствиями.
Ритор и грамматик Афиней привёл солидный список жён любвеобильного македонского царя: «Филипп вступал в новый брак при каждой новой войне. „За двадцать два года своего царствования, – пишет Сатир в его жизнеописании, – он был женат на Авдате из Иллирии и имел от нее дочь Кинну, и на Филе, сестре Дерды и Махаты; чтобы породниться с фессалийцами, он завел детей от двух фессалийских жен, одна из которых, Никесиполида Ферская, родила ему Фессалонику, а другая, Филинна Ларисейская, родила ему Арридея. А молосское царство он приобрел, женившись на Олимпиаде, принесшей ему Александра и Клеопатру. Когда он покорил Фракию, к нему пришел фракийский царь Кофела с дочерью Медой и большим приданым; и он ввел ее в дом второй женой, рядом с Олимпиадой.