Трагедия королевы. Луиза Мюльбах
из мрамора, – улыбаясь, ответил Адемар, – это дополнение к Оресту и Пиладу.
– Но которая же из двух служит дополнением к Пиладу, преследуемому фуриями и змеями? – спросила из-за своих пялец мадам де Марсан.
– Конечно, королева, – воскликнул граф де Водрейль, сидевший за клавесином и разбиравший новое музыкальное произведение. – Королева – это Орест в юбке; фурии – это три тетушки-принцессы, а змеи – простите меня, мадам! – змеи – это все парижские дамы, кроме вас, здесь присутствующих.
– Вы злы, граф, – сказала мадам де Марсан, – если бы нас здесь не было, то вы и нас причислили бы к змеям?
– Если бы я причислил вас к змеям, то для того, чтобы меня изгнали из рая вместе с вами, – смеясь, ответил граф. – Но тише! Идет королева!
Мария-Антуанетта вошла с разрумянившимся от бега лицом, со спутанными волосами, со сбившейся набок шляпой! Нет, это была не королева, а только Мария-Антуанетта, веселая молодая женщина, которая ввела здесь у себя обычай, чтобы никто не вставал при ее появлении и не прекращал своих занятий: игр, вышивания или других работ. Только граф де Водрейль поднялся со своего стула, потому что королева обратилась к нему.
– Что вы играли, граф? – спросила Мария-Антуанетта.
– Прошу снисхождения, – с легким поклоном ответил граф, – тонкий слух вашего величества, конечно, уже угадал композитора; это совсем новое произведение, и я позволил себе переложить его в четыре руки, так что, если ваше величество пожелали бы…
– Давайте! – перебила Мария-Антуанетта. – Попробуем сейчас же! – Она нетерпеливо сдернула с нежных, белых рук черные митенки и села рядом с графом на приготовленный уже стул, но тотчас же боязливо спросила: – Только не слишком ли это трудно для меня?
– Для королевы Франции нет ничего трудного!
– Но для дилетантки Марии-Антуанетты очень многое трудно, – вздохнув, возразила королева. – Однако попробуем!
Она легко и искусно заиграла басовую партию; но, чем дальше продолжалась музыка, тем серьезнее становилось ее лицо; в глазах светилось одушевление, щеки побледнели. Вдруг посреди страстной мелодии она замолкла и, взволнованная, поднялась с места.
– Только Глюк мог написать это! – воскликнула она. – Это божественная музыка моего великого учителя.
– Ваше величество – положительно великая музыкантша! – с удивлением сказал де Водрейль. – Вы идеальная ученица великого маэстро. Да, это написал Глюк, это увертюра к его новой опере «Альцеста». Он прислал ее из Вены, чтобы я представил ее на усмотрение вашего величества и чтобы чудные звуки снискали автору покровительство королевы.
– Звуки говорили не с королевой, они говорили ее сердцу, – тихим, растроганным голосом возразила Мария-Антуанетта. – Это для меня привет с моей родины, как и привет от моего учителя, величайшего композитора Европы. Но Глюк не нуждается ни в чьем покровительстве. Благодарю вас, граф, вы доставили мне большую радость. Но с той минуты, как я узнала, что это произведение создано гением Глюка, я