Ганзейцы. Оскар Гекёр
были произнесены с особенной злобой, а потому и возбудили его пытливость. Он и сам был родом из Любека, и старший брат его, богатейший купец Госвин Стеен, принадлежал также к этому обширному северному торговому союзу. Потому и неудивительно, что отец Ансельм решился прислушаться к разговору, который вызвал гневный румянец на его бледных щеках.
А так взволновать Ансельма было нелегко, при его добродушном характере, при его готовности все прощать и извинять! Без всякого прекословия покорился он некогда отцовскому приказанию и променял веселую мирскую жизнь на тишину одинокой кельи: любовь к отцу была в нем сильнее тяги ко всем тем наслаждениям, какие могла ему предоставить жизнь. Для того чтобы брат его мог расширить свои торговые обороты, Ансельм отказался от своей доли в отцовском наследстве: он ни в чем не нуждался, так как обитель принимала на себя заботу о его немногосложных потребностях. У него была только одна страсть – к ученым книгам, которыми он никогда не мог насытиться. И только эту страсть мог поставить ему в укор настоятель обители…
Отец Ансельм тотчас после того, как оба иноземца удалились от его окна, решился действовать. Он испросил разрешения у настоятеля и направился к «Стальному двору» – известить господина Тидемана о нападении, угрожающем ему и ганзейцам. Каждый монах «серого братства» поступил бы точно так же на его месте, потому что весь их орден состоял в самых тесных дружественных отношениях с ганзейцами и шел по следам их в самые отдаленные местности, где только они основывали свои фактории. Весьма естественно в ганзейцах, вечно боровшихся с опасностями на море, развивалось глубокое сознание ничтожества всего человеческого и потребность в духовном руководстве; вот почему всюду, куда бы ни проникали корабли ганзейцев, они строили церкви во славу Божию, во славу Того, Кто столь милосердно указывал им путь по морям. И никто из ганзейцев не пускался в море иначе, как захватив с собою на корабль священника, обыкновенно из францисканского ордена. Так, постепенно, с течением времени, между немецкими купцами и монахами излюбленного ими ордена установилось нечто вроде братства, которое для отца Ансельма тем более имело значение, что он сам сопровождал когда-то своего «брата», господина Тидемана фон Лимберга, в его прежних дальних плаваниях.
Снова раздался стук у ворот «Стального двора», и тотчас вслед за ним благочестивый францисканец появился в каморке домового сторожа. Но прежде чем он успел попросить о том, чтобы было доложено господину ольдермену о его приходе, словоохотливый старик уже успел сообщить ему, что сын Госвина Стеена прибыл из Любека.
– Как, мой племянник Реймар? – воскликнул Ансельм с радостным изумлением. – Боже ты мой, сколько же лет минуло с тех пор, как я видел его еще мальчуганом! Теперь небось уж совсем взрослый мужчина? Так он, значит, переселился в Лондон, а о своем дяде и не вспомнил? Конечно, моя одинокая келья немного может иметь привлекательного для пылкого юноши. Ну а вы-то видели этого милого юношу? Каков он из себя, и неужели же ни словечка