Против течения. Том 1. Н. В. Казанцев
жутко, и он вышел из избы на улицу.
«Куда теперь ночью идти, кого спросить? Зайти разве к Ваньке Косуле: он мой шабер и, чай, знает, куда все мои девались», – подумал Синица и направился к стоящей рядом избе, которая почти развалилась и без двора и ворот стояла в ряду других изб, грустно смотря на улицу своим единственным окном, с брюхавицей вместо стекол.
Косуля был молодой, здоровый детина высокого роста. Он страшно косил обоими глазами, за что и получил свое прозвище. Он был такой же бедняк, как и Синица, пожалуй, еще беднее, и вдобавок бобыль. Не слезая с лавки, на которой спал, Косуля объяснил Синице, что подьячий ждал его три дня, а на третий день продал корову. Жена Синицы, Акулина, в запрошлый базар ездила в город узнать о муже и узнала, что он попался к губному. Тут у ней умер старший сынишка, и она с другим грудным ребенком ушла жить в другую деревню, к своему отцу, а меньшой брат Синицы, Яшка, пошел к попу в кабалу.
Синица задумался, выслушав рассказ Косули. Косуля, страшно кося глазами, сидел перед ним. Сквозь бараньи брюхавицы едва заметным тускло-желтым лучом пробивалась струя утреннего рассвета.
– Вот и мою избу продали за недоимку, дядя Михей купил на дрова. Завтра ломать будет, последнюю ночь ночую в своей избе, – жаловался Косуля.
– А кто корову-то купил? – спросил вдруг Синица.
– Знамо кто, дядя Михей, один у нас комтан-то. Думаю уйти, – отвечал Косуля.
– Куда?
– Знамо, не к попу в кабальные и не к боярину в холопы. В Жигули – меня туда звали.
– Косуля, голубчик, и я с тобой! – закричал Синица. – Что мне здесь делать: лошади нет, коровы нет, большой парнишка умер, Акулька-то и у отца проживет, а на Волгу, слышь, скоро Степан Тимофеевич сам прибудет.
– Знаю, оповещали, – отвечал Косуля. – Третьего дня один старец приходил сюда, у меня ночевал, богомольный такой. «Я, говорит, к богатому не пойду, а к самому бедному, говорит, зайду». Видно, что Божий человек. Много он мне хороших речей говорил; вот и Парфен был в тую пору у меня, и он слышал. «Хотят, говорит, веру Христову переменить, Никон какой-то себя на место Христа поставить хочет. Вот, говорит, Степан-то Тимофеевич идет веру Христову защищать. Вы, говорит, не ворами будете у Степана Тимофеевича, а веру защищать будете». Вот оно что.
– Айда. Вот только избенку-то продать бы надо.
– Что за ней гнаться, много ли за нее дадут. Можа, опять баба домой придет, жить в ней станет, а может быть, и мы придем: кто знает.
– Когда же в путь-то?
– Да хоть ноне же.
Сборы были коротки. Косуля сбегал за полкружкой вина. Выпили. Взяли два узелка печеного хлеба да пару топоров. «Вместо грамотки на пропуск», – сострил Косуля. И вставшие поутру к выгону табунов жители Черного Яра увидели только двух пешеходов, бойко идущих в стороне от дороги по направлению к Волге.
Воевода Иван Данилович Алфимов уже два года воеводствовал в Самаре. По общему приговору всех проживающих в Самарском округе[8] бояр и дворян, он был душа-человек. Служилые люди также любили Алфимова и часто приносили ему поклонное, а