Против течения. Том 2. Н. В. Казанцев
того же дня в доме воеводы князя Прозоровского ярко горели огни. У воеводы был собран совет. У крыльца воеводских хором толпились пристава, холопы воеводы и холопы приехавших на совет сановников Астрахани. Перед крыльцом стоял отряд конных стрельцов.
На городской площади собралась также толпа народа. Как ни старался воевода сохранить в тайне известие о взятии Царицына и разбитии казаками московских стрельцов, народ знал обо всем, и везде было только и речей что про Разина. В толпе виднелись и посадские, и стрельцы, и холопы, и торговые люди.
В хоромах воеводы идет совет, на площади также идут переговоры. Народ стоит кучками. Самая большая кучка столпилась около одного человека, с костылем вместо правой ноги. Бедно одет этот человек, на нем еще и сумка надета, видимо, это нищий. Но чем же он заинтересовал народ? Послушаем, что он говорит.
– Да, братья, не бить и не грабить вас идет Степан Тимофеевич, а освободить от воевод, губных и бояр и дать вам волю казацкую, – говорит он собравшемуся люду.
– Это верно, – отвечает один посадский, – обид мы от Степана Тимофеевича и от его казаков в прошлую осень не видали.
– Какие обиды! – говорил посадский Прохоров. – Я и до сего времени молю Бога за Степана Тимофеевича, кабы не он, давно бы я с малыми детьми по чужим углам шлялся.
Нищий боязливо оглянулся.
– Стрельцы идут, – сказал он.
– Небось, Тимош, мы свои люди, – сказал, подходя, стрелец Ганька Ларионов, – ты, чай, от Степана Тимофеевича? Небось, не выдадим.
В другом углу площади один стрелец в мундире пятидесятника с жаром объяснял что-то собравшимся около него рядовым стрельцам.
– То-то, помните это, приказ самого Красулина, – говорил пятидесятник. – Он сегодня призвал меня и говорит: что вы бабы, что ли, на войну вас гонят, а жалованья не платят!
– Надо просить жалованье, – отвечали стрельцы.
– Конечно, так, но помните, что с вами ни Красулина, ни других офицеров не будет, а вы приходите якобы от себя. Поняли? – спросил пятидесятник.
– Как не понять, – отвечали стрельцы, – поняли, только когда же прийти-то, завтра, что ли?
– Нет, немного повремените, вот рать уйдет, одни мы, стрельцы, в городе останемся: тогда наша воля, – говорил пятидесятник.
– Тише, Фрол едет, – сказал один из стрельцов.
Действительно, Фрол Дура с отрядом стрельцов ехал через площадь.
На дворе воеводы тоже шли толки. Холопы астраханских сановников толковали между собою.
– А с Степаном-то Тимофеевичем сам царевич едет, и патриарх Никон при нем находится, – говорил холоп князя Львова, Федька, слуге боярина Артамонова, Ивану.
– Да правда ли это? Кто его, царевича-то, видал? – возражал Иван.
– Многие видали, видоки сами мне и говорили, – отвечал Федька.
Иван недоверчиво покачал головой.
– Али не веришь, так пойдем на площадь, я тебе там видаков покажу, спроси у них сам, – убеждал Федька.
– Теперь нельзя, может, скоро боярин