Ермак Тимофеевич. Николай Гейнце
облегченно вздохнула Ксения Яковлевна.
– Погодь, родная, недолго… – заговорила снова Антиповна, присаживаясь рядом. – Явится добрый молодец, из себя красавец писаный, поведет мою Ксюшеньку под святой венец и умчит в Москву дальнюю, что стоит под грозными очами царевыми, и станет моя Ксюшенька боярыней…
– Не бывать тому, нянюшка… – вдруг резко оборвала Ксения Яковлевна.
Старуха даже опешила.
– Как не бывать, родная! Не вековухой же тебе оставаться, такой красавице… – начала она снова, придя в себя от неожиданности. – Самой тебе, чай, ведомо, что в Москве о тебе боярское сердце кручинится. Может, и скука-то твоя перед радостью. В дороге, может, твой суженый…
– Нет у меня суженого!.. – с грустной улыбкой снова перебила ее девушка.
– Как нет! А посол-то царский, что летось приезжал с грамотой? Тогда еще Семен Аникич говорил, как ты ему со взгляду и полюбилася, только и речи у него было, что о тебе, после того как увидел тебя при встрече… И теперь переписывается с Семеном Иоаникиевичем грамотами, все об тебе справляется… Видела я его тогда, из себя молодец, красивый, высокий, лицо бело-румяное, бородка пушистая, светло-русая, глаза голубые, ясные… Болтала и ты тогда, что он тебе по нраву пришелся… Он – твой суженый…
Девушка молчала. Чуть заметная печальная улыбка продолжала мелькать на ее побледневших губах.
Старуха между тем продолжала:
– Боярский сын он. Отец-то его у царя, бают, в приближении и милости… Наглядишься ты на московские порядки под очами царскими, скуку-то как рукой снимет… Может, и меня, старуху, возьмешь с собой…
Антиповна остановилась и пытливо посмотрела на свою питомицу, как бы ожидая от нее ответа. Но ответа не последовало.
– Что ты молчишь, как истукан какой остяцкий? – рассердилась старуха. – Слова не выговоришь…
– Все пустое, нянюшка… – чуть слышно произнесла Ксения Яковлевна.
– Как пустое!.. – вспыхнула Антиповна. – Это с каких таких пор старуха-нянька тебе пустые речи говорить стала?.. Дождалась я от своей Аксюши доброго слова, дождалась… И на том спасибо…
– Не то, няня, не то… – взволнованно перебила ее девушка. – Не люб мне этот твой суженый.
– Не люб? – удивленно вскинула на нее взгляд Антиповна. – А кто же люб тебе?
В голосе старухи прозвучали строгие ноты.
– Никто! – после чуть заметного колебания отвечала Ксения Яковлевна.
Антиповна не заметила этого колебания, но продолжала смотреть на свою питомицу недоумевающе.
– В монастырь я хочу, нянюшка, в монастырь…
– В монастырь! – ужаснулась старуха. – Час от часу не легче! То в бега собирается, то в монашки. В монастырях-то и без того мест не хватает для девиц бездомных, для сирот несчастных, а тебе от довольства такого, от богатства, в таких летах в монастырь и думать не след идти. Молиться-то Богу и дома молись, молись хоть от зари до зари.
– Не могу я здесь молиться-то, – словно невзначай, против воли, вырвалось у девушки.
– Что-о-о? –