Запомни запах маттиолы. Повесть и рассказы. Виктор Дмитриевич Панько
и надевая пиджак с наградами, он вспоминал, кто есть на самом деле он – Контуженый. Кто он есть на самом деле и сколько он перевидел, перечувствовал и пережил за этот год войны, с апреля 1944-го по май 1945-го, имея в то время неполных ДЕВЯТНАДЦАТЬ лет!
И, проходя в колонне ветеранов, он, незаметно для себя, выпрямлялся, и фигура его, уже склонная к позиции вопросительного знака, переходила, насколько это возможно, к позиции знака восклицательного.
А когда грянет духовой оркестр «Прощание славянки», да двинется вперед колонна, да блеснут на солнце медали да медные трубы – как будто и не было этих послевоенных периодов, и – ты снова молод, товарищ младший сержант!
7
Рядовой 198 гаубичного полка блестяще-победоносной, пардон, наголову разбитой и позорно бежавшей армии вермахта Иоганн Лемке появился в первый раз в комнате у Контуженного как-то незаметно.
Он сказал «Guten Abend»(«Добрый вечер»), робко присел на край табуретки и стал смотреть молча на Контуженого.
Контуженый взирал на рядового Иоганна Лемке с большим удивлением. Он непрошенных гостей не слишком уважал вообще, а тут никак не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь этого кадра. Затем удивление сменилось законным любопытством:
–Чого присунув? (Чего приперся?), – спросил Контуженный рядового немецкой армии Иоганна Лемке. – Мне кажется, у нас все ясно. Итоги подбиты, претензии не принимаются. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. А поэтому: Кру-гом ! И – ауфвидерзеен! (aufwiedersehen – до свидания)!
…Во второй раз Иоганн Лемке был в той же поношенной немецкой военной форме, но с повязанной какой-то грязной тряпкой головой. Несмотря на это, он выглядел более энергичным. После своего немецкого «Guten Abend» он, не садясь на табуретку, начал мельтешить перед Контуженым по комнате и размахивать руками:
– Ти обещать! – возмущался он. – Ти – некарош поступок!
Эти слова страшно не понравились Контуженому, и он начал заводиться:
– Ничего я тебе не обещал! А если обещал и не сдержал слова, то я поступил так, как твой Гитлер.
«Двадцать второго июня ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началася война…» «Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана: «Буду резать, буду бить… Ты останешься жмурить».
В четыре часа! Рано утром на рассвете, когда мирно спали дети! Що, Київ вам поперек горла став? И не кажи мені, що ви не могли прожить без того, щоби не бомбить город Бельци! (Что, Киев вам поперек горла стал? И не говори мне, что вы не могли прожить без того, чтобы не бомбить город Бельцы!)
«Обещать… некарош поступок…» – передразнил Контуженый немца. – Не нервируй меня. Я тебя, наверное, когда-то кокнул, и ты, конечно, на меня в обиде. Но, может, ты скажешь, что я приглашал тебя до Сталинграду? Або – до Курска? А ты знаешь, что в Бельцах во время вашей бомбежки убило моего двоюродного брата Костю?
«Некарош поступок!» – Скажи кому-нибудь другому! Демагог хренов! Ты был в Хатыни? А где это