Советник на зиму. Роман. Сергей Яковлев
свой план. На чердаке театра, заваленном старыми декорациями и всякой рухлядью, Несговоров напишет красками большую картину на подвернувшемся холсте, каком-нибудь выброшенном за ненадобностью занавесе, и они растянут ее на фасаде театра. Этой картиной надо суметь сказать все и ждущим, все еще колеблющимся людям на площади, и солдатам, и тем, кто надеется отсидеться в башне. Пусть она будет сделана наскоро, в условно-плакатной манере, с какими-нибудь шокирующими надписями и разными авангардистскими штучками, – главное, чтобы потрясала тревогой, болью и гневом.
– Я видела в кладовке фосфоресцирующую гуашь! – радостно вспомнила Маранта. – Ночью все это будет сверкать огнем. В башне решат, что против них ополчился сам Люцифер!
Несговоров в эту минуту не смог бы признаться и себе самому, хочется ли ему малевать на старом театральном занавесе какой-то гуашью зажигательный плакат. Скорее всего, у него, как в случае с цветами, просто не оставалось выбора, но это и был, по сути, его внутренний выбор. Маранта была Марантой, она никогда не переставала играть, но именно такую Маранту он безоговорочно принял в свое сердце.
Викланд подчинился Маранте в своем обычном стиле легкого подтрунивания:
– Да-да. Мы их накормили, теперь пора будить!
Маранта повела их уже знакомым Несговорову окольным путем: через двор мимо мусорной свалки к подвальной двери и далее по узкому коридору с трубами вдоль стены… Но до страшной кухни не дошла, повернула на неприметную лесенку (вероятно, именно там в прошлый раз скрылся от Несговорова с Дашей провожатый), и скоро они оказались в пустой гримерной, где Маранта брала свечи. Здесь стояли вдоль стен высокие темные скрипучие шкафы, которые Маранта принялась бесцеремонно потрошить, вываливая на пол стопки журналов, баночки с гримом и пудрой, какие-то пузырьки, открытки, афиши, парики и прочую мелочь, пока не добралась наконец до припасов декоратора. Как она и рассчитывала, нашлись две большие банки со светящейся гуашью – огненно-красного и синего цветов. Тут же лежали плохо помытые кисти, выбирать из них Маранта предоставила Несговорову, а сама тем временем нацепила на голову седой парик с буклями.
Дальше началось восхождение по той самой узкой и крутой черной лестнице, что привела в свое время Несговорова с Дашей в пустую ложу осветителей. Викланд немного отстал, Несговоров же поднимался в темноте бок о бок с Марантой.
– Если это случится, – тихо сказала ему Маранта, перейдя на условный, теперь только им двоим ведомый язык, – Даша могла бы побыть… Вы тоже, конечно, если вам это удобно, без мастерской… Хотя оборудовать небольшую мастерскую не проблема… Какое-то время, пока все устроится… Это маленькая квартира, но теперь она, кажется, стала окончательно моей… Я возвращаюсь поздно, мешать вам не буду.
Она была в эту минуту вся как трепетный сгусток жизни – жизнь взволнованного сердца, жизнь струящейся крови, загадочная жизнь нечаянных горячих прикосновений… Несговоров сомлел от счастья чувствовать ее, такую,