Патриарх Никон. Том 2. Михаил Филиппов
царю.
Собрались они теперь поэтому к Стрешневу, чтобы потолковать между собою: как быть? на чем остановиться?
– Что же, – сказал Стрешнев, – коли вы без попа Берендяя не можете жить, целуйтесь с ним.
– Ты все в шутку обращаешь, Родивон, – заметил Алмаз, – а здесь так: аль Никона нужно слушаться, аль он должен уйти из патриаршества. Без головы патриарха мы бессильны в Боярской думе и в других делах. Куда ни кинь, везде клин: везде, гляди, аль церковь, аль монастырь замешан. Вот и отправляй дело в монастырский приказ, а тот без патриаршего благословения ничего не делает.
– Сделай так: пущай Никон оставит сам патриаршество.
– Да как же это сделать? – заметил Хитрово. – Я и сам говорил об этом царскому величеству, да сделать-то это не так легко.
– Вот я начну, а там ты доканчивай… Кстати пожаловал к нам и отец Павел.
Вошел отец архимандрит, триумвират встретил его радостно.
– Я только что от тетушки твоей, – обратился он к Хитрово.
– А? – расхохотался Богдан Матвеевич. – Насчет… понимаю… она у меня умница, она хочет тебя – в митрополиты… держись ее и будешь – ведь она теперь первая боярыня. А терем, известно, и в патриархи возводил.
– Уж, боярин, не откажись замолвить словечко царю, коли ослободится митрополичья кафедра.
– Скоро, скоро ослободится – пущай Никон лишь уйдет.
– А вот и гости приехали – воскликнул Стрешнев.
Сразу подкатило множество саней; это была вся почти знатная московская молодежь.
Дворецкий Стрешнева, высокий, широкоплечий боярский сын, в обшитом галунами армяке принимал на крыльце гостей и вводил их в хоромы.
Стрешнев с друзьями своими перешел в переднюю и там принимал приезжающих.
Молодежь шумно повела беседу о городских сплетнях: все вращалось на лошадях, попойках, выигрышах и проигрышах, охотах и травлях, так как с запрещением публичного пения, игрищ и зрелищ молодежь бросилась в разные другие потехи…
IX
Кровная обида
Сплетни, кляузы и доходившие ежедневно до Никона слухи о волнении в народе по поводу исправленных им книг и икон, волнения в Соловках и Макарьевско-Унженском монастыре сильно тревожили и огорчали его.
Искал он поэтому уединения и еженедельно дня на два уезжал в свой Новый Иерусалим. Были уже воздвигнуты у него и стены и часть монастыря, но сооружение главного храма шло медленно.
Как только приедет туда патриарх, он тотчас разоблачается и вместе с монахами, которых насчитывали до тысячи человек, работает то каменщиком, то плотником, то столяром, и спорится как-то у всех работа, и, точно муравьи в своем гнезде, копошится этот люд, руководимый своим великим подвижником.
И гляди, несмотря на скудость средств, поставлена вокруг монастыря ограда в четыре с половиной сажени в вышину с амбразурами и навесными бойницами для того, чтобы отбиваться от врага, коли он пожалует: стена имеет вид шестиугольника с восемью башнями.
Вокруг