Патриарх Никон. Том 2. Михаил Филиппов
погневайтесь, – сказал Бутурлину Юрий, – что отец мой сам не выехал к вам навстречу: он очень болен.
– Очень жаль, что отец ваш болен, я к нему с великими государевыми делами.
После того малороссы торжественно въехали с Бутурлиным в Чигирин при колокольном звоне.
На другой день Бутурлин отправился рано утром к гетману. Богдан принял его в своей опочивальне, и, когда тот заговорил было о предмете своего посольства, гетман отказался его слушать по причине болезни и просил отложить разговор до другого раза.
Бутурлин рассердился и хотел уехать, но Богдан объявил ему, что он примет это за прямой разрыв с царем. Это заставило Бутурлина и его свиту остаться обедать.
За обед сели: жена Богдана Анна, дочь Катерина, другая дочь – жена Данилы Выговского, писарь Иван Выговский и есаул Иван Ковалевский. Гетмана вынесли с кроватью в столовую, и он во время обеда лежал там, но в половине стола он велел налить себе кубок венгерского, встал и, поддерживаемый слугами, пил за здоровье царя и его семейства. Потом он провозгласил тост:
– За здоровье святейшего патриарха Никона, милостивого заступника и ходатая!
Неизвестно, понравилось ли последнее Бутурлину, но об этом официально донесено было в Москву.
Несколько дней спустя после этого Богдан пригласил к себе Бутурлина для выслушания государева дела.
Бутурлин, как видно из его донесения в Москву, говорил с Богданом даже не как с вассалом, а как с простым воеводою: он упрекал его чуть ли не в измене и клятвопреступлении.
Богдан вспыхнул и обратно доказывал, что бояре при Виленском перемирии продали Малороссию ляхам; наконец он воскликнул:
– Когда еще мы не были у царского величества в подданстве, великому государю служили, крымского хана воевать московские украйны не пускали девять лет… и теперь мы от царской высокой руки неотступны и идем воевать с неприятелями (крымским ханом) царского величия, хотя бы от нынешней моей болезни и смерть приключилась… для того и везем с собой гроб.
– Последнее правда, я в лагере наказного атамана видел десять тысяч ратников, готовых в поход против крымских татар, но сможешь ли ты, гетман, с ними выступить?
– Как Бог даст, а разорителем веры христианской я никогда не буду… были с нами в союзе и бусурманы – крымские татары, и меня слушали, бились за церкви Божии и за веру православную. Великому государю во всем воля: только мне диво, что бояре ему ничего доброго не советуют: короной польской еще не овладели и мира в совершение еще не привели, а уже с другим государством, со шведами, начали войну. Пришлось мне заключать союз со шведами, венграми, молдаванами и волохами; если бы я этого не сделал, то сделали бы это ляхи и нас всех в Малой Руси вырубили бы и выжгли.
Бутурлин тогда возразил, что по милости семиградского князя Рагоци и шведского короля мы, русские, потеряли много городов в Польше. Потом он укорял его за резкую речь.
– Когда вам от неприятелей было тесно, – говорил Бутурлин, – так ты бы, гетман,