Царь и гетман. Даниил Лукич Мордовцев
онской башне, в которую он обратил всю Россию, как бы желая скорее добраться до неба, захватить у времени и у истории все, что потеряла Россия в течение не одного столетия спячки, застоя и внутренних неладиц.
Со всего северо-восточного клина России согнаны десятки тысяч рабочих к этому крепкому Орешку, который, как прославляли хвалители царя, удалось, наконец, разгрызть всесокрушающим зубам российского льва. Тысячи тачек неистово скрипят своими немазаными колесами, «словно лебеди распущенные». Тысячи лопат в несколько часов срывают до основания горы и в других местах громоздят новые: не надо там, где было, – надо там, где не было. Надо все сызнова, с корня, с листьев до почек перевернуть старое дерево…
А царь-непоседа все торопит, все гонит, показываясь с своею геркулесовскою дубинкою то на том месте работ, то на другом. То падает его гигантская тень с крепостной стены на воду, на насыпи, то вырастает вдруг словно из земли между землекопами в канавах, и рабочие вздрагивают при виде этой колоссальной фигуры, и лопаты, тачки, заступы, топоры шибко, лихорадочно двигаются, словно бы в такт учащенному биению пульса великана, который заставляет учащенно и усиленно биться пульс всей Русской земли.
Глубокой осенью 1702 года взята была с бою Шлиссельбургская крепость у неподатливого шведа Шлиппенбаха, а теперь уже весна, апрель – реки и моря вскрылись, и шведы не сегодня-завтра могут прийти водою к Орешку и взять его обратно… О! Это значит взять у Петра его любимое новорожденное детище, его новую Россию… Ведь этот ковш воды – это ковш живой сказочной воды, отнятой у шведского ворона… Эта паутина Невы – это ариаднина нитка[1], которая приведет Россию к золотым яблокам Геспериды-Европы[2]… Эта пядь земли, этот маленький «шлиссель» – ключ, Орешек – это ключ в Европу, ключ апостола Петра, который отопрет царю Петру и его России двери в рай… И после этого утратить эту дорогую пядь земли!.. Ни за что! Никогда!..
Вот почему так лихорадочно горят глаза у беспокойного царя при виде этой нервной работы землекопов и каменщиков…
Прислонившись к одной из башен крепости, Петр задумчиво глядит вдаль. Он одет так просто, так бедно такое грубое темно-зеленое сукно у него на кафтане, такое грубое, что когда немка Аннушка, Монцова[3] дочь, при виде его бросается ему на шею, то всегда поколет себе об это сукно и нежные ручки, и розовые щечки; но зато это – свое сукно, не заморское, не астрадамовское, а сделанное на первой русской суконной фабрике… Энергичное лицо царя от времени до времени нервно подергивается. Перед ним влево даль водная, все Ладожское озеро искрится на солнце серебряною рябью… Вдоль берега его – флотилия из лодок… Жалкие лодки, и ни одного корабля!.. А вправо эта нитка водяная, эта синяя паутина, протянутая в Европе, – Нева… Но Нева еще не вся его, устье в руках у шведов, и море заперто для этого водяного царя… Добраться до моря нельзя, там стоит проклятый Ниеншанц, это дьявол с огненным мечом, не пускающий в рай… Надо его взять, этого дьявола… А как еще возьмешь?.. Шереметев[4] скоро прибудет с войском… Ну а если и тут ждет новая Нарва?.. Петр вздрогнул и машинально так стукнул геркулесовской дубинкой о стену, что молоденький денщик его, юноша лет восемнадцати-девятнадцати, чернокудрый Павлушка Ягужинский[5], молча наблюдавший за царем своими живыми, бегающими еврейскими глазенками, тоже невольно вздрогнул… Тут и Александр Меншиков, боящийся прервать задумчивое молчание царя… Петр зол, заряжен, он нервно подергивается: он шибко осерчал на старого Виниуса[6], на его медленность. Он чуть со стены не сбросил обезумевшего от страха старого дьяка за недоставку артиллерийских снарядов и лекарств для крепости, которую не сегодня-завтра могут обложить шведы…
Вдруг, распаленные внутренним огнем, взоры царя останавливаются на чем-то, что, по-видимому, не было замечено прежде. Павлуша Ягужинский с юношеским любопытством рассматривает что-то копошащееся под стеною крепости, у нового канала.
А у канала мальчик в лохмотьях. Мальчику не более семи-восьми лет. Оборвыш чем-то серьезно занят. Живые глаза царя невольно приковались к тому, что делал этот оборвыш. А оборвыш, оснастив веревочками лапоть, поставив на нем мачту из большого гусиного пера и натянув из лоскутка онучи парус, перепускает это оригинальное судно через канал. Лапоть, подгоняемый ветерком, бойко плывет через канал. Оборвыш радостно следит за ним своими детскими глазенками и по положенным через канал доскам торопливо перебегает на ту сторону канала, чтобы причалить свое судно-лапоть. Так же радостно следят за проделками маленького оборвыша и живые глаза царя. Лицо его, доселе хмурое, мрачное, темное и холодное, мгновенно озаряется какою-то теплотой, так был на нем быстр переход от мрачного гнева к всепрощению.
– Смотри-тко, Данилыч! – сказал он отрывисто, показывая на маленького оборвыша.
– Вижу, государь… молодой матрос…
– Навигатор, – вставил Павлуша.
Ртутный царь не вытерпел и сошел со стены к каналу. Маленький оборвыш, увидев перед собой громадного человека, такого большущего, какого он ни
Ариадна – в древнегреческой мифологии – дочь царя Минеса; помогла афинянину Тесею выйти из лабиринта Минотавра, вручив ему клубок ниток.
Гесперида – сестры-нимфы Геспериды, дочери Атланта, обладательницы дивных садов, где в том числе росла и яблоня Юноны с золотыми яблоками вечной юности, подаренная ей Геей в день свадьбы Юноны и Юпитера.
Аннушка Монцова – Монс Анна Ивановна, дочь виноторговца. Есть свидетельство, что прусский посланник Кейзерлинг просил ее руки в 1703 г. у Петра, но получил отказ. Вступить в брак Анне Монс и Кейзерлингу удалось лишь в 1711 г. Через полгода умер Кейзерлинг Анна Ивановна умерла от чахотки в 1714 г.
Шереметев Борис Петрович (1652–1719) – боярин, участвовал в крымских и азовских походах, во время Северной войны командовал успешно корпусом в Прибалтике. Первый мальтийский рыцарь. Единственный из членов Сената не поддержал смертный приговор царевичу Алексею Петровичу.
Ягужинский Павел Иванович (1683–1736) – сын пастора, был органистом в лютеранской церкви. Сознательно или по ошибке автор включает в его биографию фрагменты биографии П. П. Шафирова. Ягужинский был известен как честный и совестливый человек, с 1722 г. генерал-прокурор Сената.
Виниус Андрей Павлович (1641–1717) – принадлежал к ближним друзьям Петра I, возглавлял Аптекарский, Сибирский, Артиллерийский приказы. В 1703 г. был разжалован по подозрению в хищениях.