Царь и гетман. Даниил Лукич Мордовцев
доктор Лейм… Отыскивают, наконец, и Петелина…
В трех местах на берегу канала идет энергическое качанье трех свежих трупов. Петр не спускает глаз с Кенигсека. Ему особенно жаль его, надо во что бы то ни стало оживить этого мертвеца, откачать, отнять у смерти… Она еще не успела его далеко унести… Душа его тут, близко, может быть, за теми плотно сжатыми красивыми губами… Стоит только их разжать, и они порозовеют, язык заговорит, душа скажется… Петр трогает эти губы, холодные такие, мертвые…
Кенигсек, или Кенисен, как называл его Петр, был саксонским посланником при русском дворе; а недавно, прельщенный выгодами службы в России, он поступил в русское подданство, и Петр был очень рад приобрести себе такого служаку… И вдруг, на глазах его, он погибает! Это большая потеря…
Но, может быть, он отойдет… Он так недолго был под водой… Правда, вода ледяная, режет, обжигает своим холодом.
– Что, Данилыч?
– Трясу, государь… Душу, кажись бы, всю вытрясти можно, кабы…
– Кабы не отлетела?
– Да, государь.
Царь нагибается к трупу, щупает голову мертвеца – холодна, как глыба. И тело коченеет.
– Помре… Царство ему небесное… – Царь снимает шляпу и крестится, крестится и толпа. – Вот не ждали, не гадали… Вместо радости печаль.
– Надо же было, государь, немецкому водяному и жертву принести водою и немцами, – заговаривает Меншиков.
– Правда… правда… А все за мои грехи.
– За всех, царь-государь.
– А бумаги вынул?
– Вынул, государь… У Павлуши.
Но царю некогда долго останавливаться на этом печальном эпизоде. Надо спешить вперед. Шереметев с войском, поди, уж у Ниеншанца. Надо с легкой флотилией плыть на сикурс[7] к нему.
Царь велит с честью похоронить утопленников и готовиться в поход под Ниеншанц.
– А об Симке не забыли? – вспоминает царь о маленьком оборвыше.
– Нет, государь, – отвечает Меншиков. – Неумедлительно иду сыскать его отца и все учиню, как ты, государь, указать изволил.
– Изрядно. Тут потеряли, а там, может, Бог даст, найдем.
– Истинно, государь: не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Дай Бог… Кто знает, что может из Симки выйти. Пути Господни неисповедимы…
II
В то время, с которого начинается наше повествование, весной 1703 года, Петербурга еще не существовало. Нева принадлежала шведам, равно как и все Балтийское море, и только небольшой камень, на котором, при выходе Невы из Ладожского озера, ютилась шведская крепость Нотебург, древний новгородский Орешек, – был взят Петром, укреплен и переименован в Шлиссельбург вместо Орешка. Петру так нравились немецкие названия.
После Шлиссельбурга надо было во что бы то ни стало отвоевать и всю Неву. С этой целью, похоронив Кенигсека и других его несчастных товарищей по смерти, он двинул свою лодочную флотилию вниз по Неве, с тем чтобы идти на помощь Шереметеву, который с двадцатипятитысячным войском тоже подвигался к Неве, имея намерение
Сикурс – помощь.