Шпион товарища Сталина (сборник). Владилен Елеонский
страх хватает все кругом,
Пусть катит он в глаза, как ком,
Меня мир страха не пугает,
Любим я, потому страх тает.
1
Мой поезд в Москву отложило описанное выше непредвиденное происшествие. Я оказался важным свидетелем по делу Карла Рунштейна – человека, который подозревался в совершении ряда тяжких преступлений.
На следующий день меня допросил следователь. Мои показания были тщательно запротоколированы, а через две недели следователь запланировал очную ставку между мной и Рунштейном.
Немедленно провести следственное действие было невозможно. Подозреваемый впал в совершеннейшее безумие, он со вкусом буйствовал в камере, пробуя на прочность металлическую дверь своим большим упрямым лбом, и пока что ему требовалась лишь экстренная психиатрическая помощь.
Неожиданно свалившееся новое расследование меня несказанно обрадовало. Я оставался в Германии. Пусть ненадолго, но все же!
Указание фюрера всячески развлекать меня продолжало действовать. Поскольку фюрер поручил проведение развлекательной программы Хелен фон Горн, никто не решился вклиниться. Гофман скрипел зубами, но терпел.
Даже сейчас, когда я, глубокий старик, думаю о тех волшебных предвоенных днях, удивительная радость охватывает сердце. Вспоминая то время, я склоняюсь к мысли, что те дни были самыми лучшими днями моей жизни.
Хелен каждый день все время была со мной. Мы не могли наговориться.
Мы ели друг друга в разговорах, как аппетитный десерт после бокала хорошего вина. Мы смотрели и не могли насмотреться друг на друга.
Только ночевали мы порознь. Она завозила меня в мой особняк на великолепном белоснежном «хорьхе» с открытым верхом, который снова выделен ей лично Герингом в целях образцового выполнения поручения фюрера.
Хелен с удовольствием показывала мне Берлин и пригороды, а на выходные мы запланировали съездить в горы к ее папе, известному акварелисту, картины которого желал заполучить сам Герман Геринг, но папа всем отказывал, даже Герингу. Объяснение выглядело убедительным.
Якобы какая-то цыганка нагадала, что, если хоть одна его картина будет продана или подарена, папа не сможет больше ничего написать и как художник умрет. Такого он позволить не мог, в картинах заключалась вся его жизнь.
Он зарабатывал тем, что предлагал индивидуальный архитектурный дизайн для роскошных особняков нацистских бонз. Акварель писалась не для продажи, просто без акварели папа Хелен не мог жить.
В пятницу вечером Эмма закрыла свою героическую «Веселую наковальню» и устроила праздничный загул для избранных. Пиво лилось рекой из лучших запасов.
Все было бесплатно. Пилоты люфтваффе гуляли на славу и превозносили щедрую хозяйку до небес.
Эмма, конечно, не знала, что в ее подвале прятался опасный преступник, и была безумно рада, что его удалось обезвредить. Она выразила мне особое почтение,