Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома. Пен Фартинг
с таким видом, словно в ее жизни не было ни тревог, ни печалей. Чистая правда, кстати сказать.
Однако Лизу это отнюдь не умилило. Она не раз и не два ругала Бимера и Физз, убеждая их, что темно-зеленый диван – это наша собственность, а вовсе не их. В первые дни, когда мы только завели Физз, нереко случалось, что мы забывали запереть дверь в гостиную и заставали по возвращению трогательно спящего ротвейлера, уложившего лобастую голову на подлокотник с таким видом, словно она собиралась смотреть по телевизору воскресное шоу. Разумеется, мягкая ткань была вся в слюнях.
– Ой, неловко получилось, – было написано на виноватой заспанной черно-подпалой морде. Она виляла своими коротким хвостом, как бешеная, когда Лиза наклонялась, чтобы ее отчитать.
– И что ты тут делаешь, а, красотка? – возмущалась Лиза и отправляла Физз на собачью лежанку, которых по дому было разложено в изобилии. Но эти матрасики, очевидно, не соответствовали высоким стандартам нашего ротвейлера.
Мы знали, что заставить обоих афганцев уважать свое окружение будет очень непростой задачей. Приучить к порядку в доме двух бывших бродячих псов, которые до сих пор вели совершенно дикое существование в одном из самых суровых уголков планеты, не обещало быть легким делом. В глубине души я вообще сомневался, что это возможно.
Еще больше осложняло дело то, как их избаловали в карантине девочки, которые работали в питомнике, особенно Ребекка и Викки – обеим было лет по двадцать с небольшим, они обожали собак и свою работу. Они так сочувствовали нашим афганским беженцам, что старались всячески скрасить их полугодичное пребывание взаперти. В частности, они притащили по креслу каждому из псов, чтобы те могли там возлежать, как короли, и наблюдать за окружающим миром.
Как бы сильно нам ни хотелось, чтобы они вели себя, как подобает хорошо воспитанным западным собакам, мы понимали, что надо быть реалистами и не требовать от них слишком многого. Порой было слишком просто забыть, что они родом из совсем другого мира, в котором не существует ничего из того, что мы считаем неотъемлемыми признаками современной жизни.
Хотя Лиза вела себя так, словно Тали постоянно ее раздражала, я знал, что на самом деле Тали – несмотря на все свои повадки и мелкие шалости, – уже стала собакой Лизы. Почти с самого начала я не раз и не два заставал ее нянчившейся с этим маленьким отродьем кошмара. Тали полюбила сидеть рядом с Лизой (всегда в странной позе, с торчащей вверх задней лапой) в ожидании ласки и внимания, которые неизбежно выпадали на ее долю. И по совершенно непонятной мне причине Лиза начала называть Тали Забинтованным медведем. Понятия не имею почему.
Привычка Тали вздергивать заднюю лапу лишь подчеркивала тот факт, что мы ничего не знали о прошлом обеих собак.
Кое-что из того, что с ними приключилось, я знал. Но до того? До момента, пока я их не подобрал – как они жили? В скольких собачьих боях Наузаду пришлось принимать участие? Сколько пометов принесла Тали?
Думать об этом было невыносимо.
Все, что я знал о Наузаде, – это то, что