У ступеней трона. Александр Петрович Павлов
у него извинения. Они и не подозревали, что Баскаков совсем не в Москве, что, несмотря на свое твердое решение покинуть приневскую столицу, он принужден был остаться в ее стогнах[24], и были бы не только удивлены, а даже обрадованы этим обстоятельством, знай только это.
Когда Лихарев сел с ним рядом, Дмитрий Петрович шепотом спросил его:
– Отчего ты так поздно?
– Представь себе, – отозвался тот, – мне показалось, что за мною следят, и я дал порядочного крюка, чтоб только запутать свои следы.
Левашев презрительно усмехнулся:
– Пуганая ворона и куста боится.
Антон Петрович нисколько не обиделся на приятеля, и на его ярко-красных губах задрожала веселая улыбка.
– Смейся, смейся! – сказал он. – Не всем быть таким храбрым, как ты… Я, братец, всегда памятую, что фортуна – дама капризная: захочет повернуть колесо не в ту сторону – и как раз под колесом очутишься; и потом, друже, я трушу не за себя, а за все наше дело.
Левашев досадливо повел плечами:
– Все-то вы на куриц мокрых смахиваете! И то, по правде сказать, что ты-то трусишь – не велика беда, а скверно то, что принцесса трусит. Это, брат, куда хуже. Стыдно сказать, до чего она нерешительна.
Лихарев покачал головой:
– Больно уж ты горяч, Митя! Нельзя, братец, так горячиться! Не забудь, что ты не один.
– Да я это памятую, а все-таки как-то на душе тяжело, когда не знаешь наверняка, выйдет что али нет.
– Ну-ка, брось об этом говорить, скажи-ка мне лучше, что слышно у правительницы? Ты ведь там частенько бываешь.
Дмитрий Петрович покраснел.
– Да ничего особого не слышно! Принцесса целыми днями у себя в уборной сидит, Юлиана вместе с нею, и тощища там, братец, страшная.
– А больше ты ничего не знаешь?
– Ровно ничего.
Антон Петрович бросил на приятеля укоризненный взгляд.
– Эх, сударь, сударь! – промолвил он, совсем понизив голос и качая головой. – Под носом у тебя заговор деется, а ты ничего не знаешь.
– Какой заговор?
– А такой: Анна-то Леопольдовна недаром в уборной сидит: они с Менгденшей такую же штуку затеяли, как и мы с тобой. Рознь только в том, что мы для Елизаветы стараемся, а они для себя хлопочут. Так вот, ты и гляди, как бы они нам дорогу не перехватили.
Левашев удивленно поглядел на приятеля:
– Да ты что это – шутишь али правду говоришь?
– Какие тут шутки? Я, братец, почти наперечет знаю всех, кто в этом действии и участие принимать хочет. Ты вот скажи мне, промежду прочим: его сиятельство генерал-фельдцейхмейстер[25] граф Миних часто бывает у правительницы?
– Частенько.
– Вот видишь, а его сиятельство – всему делу главный коновод.
– Так что же? Коли это так, этому помешать надобно.
– Ни-ни-ни, и не думай! Нам эта история на руку, и даже очень. Перво-наперво они нам дорогу
24
Стогна – площадь, улица в городе.
25
Генерал-фельдцейхмейстер – главный начальник всей артиллерии.