Страна Чудес без тормозов и Конец Света. Харуки Мураками
сказал я. – То есть пение птиц, шум моря, музыка – все это исчезнет?
– Безусловно.
– Как-то слишком… безрадостно.
– Что поделать? Эволюция – вещь очень жесткая и печальная. Жизнерадостной эволюция не может быть по определению.
Старик встал с дивана, подошел к столу, вынул из ящика крохотные кусачки для ногтей, снова сел на диван и принялся обстригать по порядку ногти сначала на правой, затем на левой руке.
– Исследования пока не закончены, – продолжал он. – Подробностей я тебе сообщить не могу, хотя в целом все именно так. Но я хочу, чтобы ты никому об этом не рассказывал. Если узнают кракеры, случится непоправимое.
– Об этом не беспокойтесь. Никто не хранит чужие секреты лучше конверторов.
– Ну, тогда слава богу. – Старик с облегчением вздохнул и открыткой смел обрезки ногтей со стола в урну. Взял очередной сэндвич, посолил и с аппетитом вцепился в него зубами.
– Не подумай, что хвастаюсь, но ведь и правда – объедение! – проговорил он, жуя.
– Значит, она прекрасно готовит? – спросил я.
– Да нет, я бы не сказал… Но сэндвичи – ее коронное блюдо. Остальное, правда, тоже вкусно получается. Но с сэндвичами не сравнить.
– Стало быть, редкий дар, – сказал я.
– Вот-вот! – закивал старик. – Так и есть. А ты, похоже, отлично ее понимаешь. Тебе я, пожалуй, со спокойным сердцем мог бы доверить свою девочку.
– Мне? – удивился я. – Доверить? Только потому, что я похвалил ее сэндвичи?
– А разве они тебе не понравились?
– Очень понравились, – ответил я. И ненадолго – так, чтобы не помешало работе, – представил облик толстушки. А потом снова отхлебнул кофе.
– Мне кажется, в тебе что-то есть. А может, наоборот, чего-то нет… Хотя, наверно, это одно и то же.
– Иногда мне и самому так кажется, – признался я.
– Мы, ученые, называем это «состоянием в процессе эволюционного отбора». Рано или поздно ты еще поймешь: эволюция – очень жестокая штука. А как ты считаешь: что самое жестокое в эволюционном отборе?
– Не знаю. Что?
– В нем нет места для прихотей. На ход эволюции не могут влиять чьи-то личные «хочу – не хочу». Все равно, что воздействовать на ураган, землетрясение или наводнение. Предугадать невозможно, сопротивляться бесполезно.
– Хм-м, – задумался я уже в который раз. – Значит, ваша эволюция требует, чтобы звуки исчезли? И чтобы я, к примеру, потерял дар речи?
– Точнее говоря, не совсем. Есть у тебя дар речи или нет – в принципе, не так важно. Поскольку сам дар речи – не более чем ступень эволюции.
– Не понимаю, – сказал я. В таких вещах я вообще человек откровенный. Если мне все понятно, я так и скажу: «понятно». А уж если чего-то не понимаю – говорю, что не понимаю, и баста. Никаких размытых формулировок. Я убежден: чаще всего люди конфликтуют именно потому, что нечетко формулируют абстрактные понятия. Тот, кто предпочитает размытые формулировки, неосознанно, в глубине души, сам ищет конфликта. Никакого другого объяснения я этому не нахожу.
– Впрочем,