Чужое знамя. Максим Михайлов
Я верю в это, ты не сможешь вот так…
И он медленно обвел рукой убогую комнатушку.
В прихожей он нос к носу столкнулся с соседкой Кекса и ее дочкой, обе были наряжены как на праздник и размалеваны не хуже клоунов в цирке. «Специально дожидались», – безошибочно определил Бес.
– Оревуар, милые дамы. Счастлив был с вами познакомиться.
– Пока-пока, папик. Заглядывай, коль охота будет – пупками потремся. Такому сладкому во все дырки дам, – пискнула соседкина дочка и тут же словила от матери подзатыльник, что ее впрочем, не слишком расстроило.
Бес остановился и внимательно посмотрел на это годившееся ему в дочери существо.
– Знаете, юная леди, наиболее сексуальной частью женского тела я считаю мозги – извращенец, что делать… Так вот, дам, наделенных этой особенностью в последнее время все меньше, так что если она вдруг имеется в наличии у Вас, то я готов достать Вам с неба звезду и прочие глупости. Вот только придется изрядно потрудиться, чтобы доказать мне наличие у Вас способности мыслить. За сим разрешите откланяться. Простите, руки целовать сегодня не буду, ибо это явный перебор.
Ответом ему был недоуменный взгляд девственно пустых синих глаз, щелчок надутого пузыря жвачки и запоздалое, обращенное к матери:
– Чиво-чиво, он мне сказал?
– Не обращай внимания, дочка. У-у, траханный импотент!
После ухода Беса художник еще долго цедил пиво, задумчиво глядя куда-то вдаль. Потом тщательно убрал со стола и даже помыл посуду. Закурил и, выдавив на палитру краски, подошел к незаконченной картине. Он работал, не замечая течения времени, полностью поглощенный процессом творения, не нуждаясь ни в пище, ни в отдыхе, даже сигареты были забыты. Когда Кекс наконец оторвался от своего шедевра, в окно уже вовсю заглядывала бледная луна, а темное вечернее небо усыпали звезды. Еще раз окинув взглядом свою работу, художник удовлетворенно кивнул. На полотне произошли заметные изменения – на заднем плане, частично заслоненное демонической мордой, появилось лицо человека средних лет в черном берете с двуглавым орлом. Если бы женщины из соседней комнаты увидели это лицо, то без колебаний опознали бы странного утреннего гостя, произведшего на них весьма сильное впечатление. Вот только заходивший с утра человек был весел и шутлив, постоянно лукаво улыбался, на холсте же четкие, как выбитые на медали, черты выглядели холодно и сурово, а в слегка прищуренных глазах плясал опасный угрожающий огонек. Что ж, именно таким запомнил Кекс своего бывшего командира.
Художник распахнул окно и, наслаждаясь струящейся с улицы вечерней прохладой, закурил, с ногами забравшись на подоконник. Внизу равнодушный к молекулам-людям мегаполис продолжал жить своей обычной жизнью: гудящей стаей неслись в разные стороны машины, переливался всеми цветами радуги неон реклам, где-то далеко выли сирены. Кекс смотрел на ночной город, а перед глазами против воли вставал совсем другой, далекий, оставшийся в другом мире и в другой жизни. В той жизни, в которую ему предлагали вернуться.
– Ляксей