Последняя цитадель. Maria Kowalsky
инственным, в который он безусловно верил, принимая, как аксиому.
А иначе как объяснить то, что случилось неделей раньше, перевернув всю жизнь и навсегда изменив ее для тысяч человек? То, что стало началом конца, не давая ни проблеска надежды, забирая душу, словно какой-то Молох.
«Жернова Ваала», мрачно пошутил капрал Вайс, когда они собирались на вылазку в город, обвешиваясь всем найденным в разграбленном уже полицейском участке оружием.
Вайс не вернулся из этой схватки. Как и практически весь отряд, ушедший вместе с ним.
Они навсегда остались лежать на темных улицах Аркадии, смотря в ночное небо широко распахнутыми пустыми глазами, со скрюченными в агонии пальцами, разинутыми ртами. И почти все – с чудовищными ранами, оторванными конечностями, в лужах собственной крови…
«Только тела. Тварям, беспощадно вырезающим людей, не дано получить их души».
Аркадия слишком долго была на свету. Теперь ее накрыла тень, и это был однозначный приговор.
Все девяносто тысяч жителей должны были умереть.
А затем воскреснуть.
И снова умереть, если на то будет воля Господня.
Пэйн не относил себя к адептам какой бы то ни было религии, предпочитая осторожный агностицизм: пусть Бог существует, если он не мешает, и если вера в него хоть как-то помогает человеку.
Однако прошедшая неделя заставила его поменять свое мнение. Слишком много тьмы выплеснулось на улицы Аркадии, слишком много людей погибло в муках, с именем Бога на устах – а он ничего не сделал, чтобы спасти их.
За это Пэйн начал презирать его.
Прошедшая неделя вообще изменила многое в самих людях, обнажая далеко не самые приятные их стороны. Обстоятельства словно приподнимали для многих шлагбаум, за которым толпились самые низменные инстинкты, позволяя убивать, грабить, насиловать, предавать – если это могло помочь.
«Не помогает. Эти методы никогда не помогают».
Небольшой оазис, в котором собрались выжившие, стоял на грани анархии и хаоса, раздираемый эгоистичными побуждениями, и только сильный духом человек мог навести порядок и повести всех за собой.
Пэйн как раз был таким человеком. И кое-кто вполголоса говорил, что Аркадии повезло заполучить в свои временные жители этого солдата.
Кое-кто говорил так. Но другие роптали, не желая подчиняться кому-либо, как будто не понимая, что только вместе они могут надеяться на спасение.
Если, конечно, Аркадия выпустит их из объятий ночи.
В 2014 году отряд под командованием Пэйна участвовал в секретной операции в Вальверде, Центральная Америка. Цель была предельно четкой: провести зачистку небольшой деревни, в которой базировался один из местных наркобаронов, и выдать резню за дело рук оппозиции самого наркобарона.
Узнав, что им предписано попросту расстрелять ни в чем не повинных жителей деревни, Пэйн наотрез отказался выполнять приказ. Его поддержал почти весь отряд. Только пятеро солдат решительно приступили к зачистке, и тогда Пэйн приказал убрать их.
Стрелять в своих оказалось тяжело. Еще тяжелее – сознавать, что у людей, сражавшихся с тобой плечом к плечу, часто такие же стойкие идеалы и принципы, как у тебя, и за них они готовы умереть.
Но когда на кону жизни невинных, майор Пэйн четко знал, в чем заключается его главный долг. И о том, какую цену ему придется заплатить за свой выбор, он тоже был осведомлен.
Как потом выяснилось, полковник Бланчард, командовавший операцией «Устрашение», действительно имел долгий разговор с сержантом Майерсом, чувствуя в нем родственную душу, и тогда же сержант получил четкий и недвусмысленный приказ разобраться с любым, кто посмеет ослушаться и пустить операцию ко всем чертям.
Политика полковника гласила: «Если общая цель – во благо, то не имеет значения, какими средствами она достигается». Пэйн не мог с этим согласиться.
Операция в итоге все же была проведена, но совсем не по тому плану, который обсуждался на брифинге. В результате перестрелки погибло пятеро, были ранены семеро солдат.
Против Пэйна было выдвинуто объемное обвинение, включавшее в себя прямое неповиновение приказу вышестоящего офицера и стрельбу по своим, и в совокупности за все это его вполне могли расстрелять. Однако военный суд принял во внимание заслуги Пэйна, и приговор был смягчен.
Его с треском вышвырнули из армии, выкинули в гражданский мир. Он прекрасно понимал, что подобным снисхождением всецело обязан старому другу – если бы не генерал Смитсон, быть бы Дереку Пэйну с позором расстрелянным…
Однако если бы он вновь оказался в подобной ситуации, то не колебался бы ни секунды, прежде чем повторить свое преступление.
Выйдя на гражданку, Пэйн подался в инструкторы, вкладывая весь энтузиазм и способности в обучение молодежи. В военизированные структуры путь ему был заказан, но оставались спортивные школы, всяческие клубы и школы, и вот на этом поприще он и развернулся, передавая все свои знания.
Через три