Нет предела. Виктор Самуйлов
и тебя для этого дела пристрою. А ну пошел отсюда, тля вонючая!
Мужик, схватив упавшую шляпу, вылетел за дверь. Оперативный, неожиданно спокойно закончил, – Иди, отдохни. Завтра после обеда отправлю, – кивнул насмешливо, – герой. У меня за неделю с десяток таких…, из отделов… Шляпу потерял, ничего, денька два-три пожарю – шелковый станет. Представитель!.. Политпи… ат!..
Попрощавшись с майором, Сарин с замиранием сердца направился к общежитию. За три прошедших месяца ничего, кажется, не изменилось в знойном ландшафте. Единственно, посерели клумбы, сгорели от жары цветы: стебли скукожились в серые, ломкие паутинки-хворостинки. Середина сентября, солнце непрерывным бликом сварки слепит глаза. Хорошо – очки – светофильтры. Печет немилосердно, сушь. И еще заметил Сарин – спокойно по гарнизону: не слыхать рева дизельных двигателей, народ и техника сварились от жары – попрятались, кто куда. Зашел в полумрак коридора – тихо, только в конце пенала негромкая музыка. Осторожно подошел, остановился у двери. Может, кто есть: У нее вроде в комнате музыка. Повернулся спиной, замешкался. Дверь распахнулась.
– Ну что же ты, Максимов? Я жду тебя!..
Эта ночь принадлежала Марине: она так хотела. «Я так мечтала об этом, Олежка. Не будет борьбы, мой милый! Сдаюсь! Делай, что хочешь со мной! Как тяжело вот так, извини. Муж два раза в неделю прилетает. Но я не его жду, тебя! Ничего не могу предпринять. И так, и так – все плохо получается. Дядя Федя ругается: «Не девочка, возьми себя в руки».
– Какой такой дядя?
– Начальник политотдела, полковник Новиков.
– … вы… знакомы?..
– Не удивляйся, они с мужем ровесники и друзья детства. Помогают друг – другу.
– Странная помощь со стороны дяди Феди, – насмешливо скосил глаза на Марину Олег.
– Ничего ты не понимаешь, Олежек. Они старше меня на двадцать лет. Новиков влюблен в мою маму до сих пор. Притащил к маме в семью этого Ларина. Все очень просто. В нашей среде так принято: выходить замуж за обеспеченных старых генералов, – зябко передернулась, – и содержать красивого, молодого любовника – нищего офицера.
Сарин промолчал, но, прощаясь, попросил:
– Мариночка, ты, пожалуйста, не вмешивайся. Пусть все движется, как написано и уготовано судьбой. Неловко мне при штабе отираться. Не сдерживай, не тормози!.. нищего офицера.
– Нет, Максимов, тут я не виновата: если задерживаю, значит так и написано. Не смогу – уйдешь, и опять по писаному. Ничего от нас в этом мире не зависит. Бузи, противься, Олежка, но произойдет так, как произойдет. Запал ты мне в душу еще тогда…, раненый беспомощный. Лукаво улыбнулась, – голых мужиков навидалась, но уж так ты был хорош… Ларин салфеткой прикрыл.
До конца октября три раза успел слетать в Кушку. Еще три незабываемых ночи Олег любил. Любил огрубевшей, изболевшейся душой, израненным, уставшим сердцем. Боялся, страшился своего чувства, неожиданного счастья. Был нежен, ласков. Как дикий зверь, живущий инстинктами, средь ежедневно, ежечасно