Логик. Алексей Кононов
шагаю. Раз, два, три, четыре… и – вот он, обрыв, и добрая сотня метров подо мной.
– Прыгай! – настырно требует разноглазая. Ее голос звучит в моей голове. Понятное дело, сама она сюда ни за что не сунется, мракобеска проклятая.
Сердце сначала замирает в предвкушении свободного полета падения, а затем мучительно сжимается в маленький комочек, когда я вижу острые, как пики, каменные выступы под собой.
От страха ноги сводит судорогой. Невероятным усилием воли заставляю их согнуться и, оттолкнувшись, прыгаю вперед, навстречу морской пучине.
Смех ведьмы звучит уже не только в голове, но повсюду. Она хохочет как умалишённая. От оглушительных раскатов басов закладывает уши, они отражаются от поверхности скал, усиливаясь стократно.
Вода встречает множеством игл, которые пронзают насквозь. Думать – и то не получается. Я барахтаюсь, как рыба, выброшенная на берег. Сейчас мне очень хочется стать ею, этой самой рыбиной, не важно, какой, главное, что она умеет плавать и стылый холод глубин ей нипочем.
Мучительно медленно погружаюсь на самое дно. В кромешной темноте выставляю руки вперед. Пальцы вонзаются в песок. Он обволакивает их, крохотные камешки, касаясь тонкой кожи, шершаво царапают ее. Мне не больно. Я даже забыл, что такое дышать кислородом. Все ощущения сосредоточились на руках, которые трогают песок. А потом я сам стал одним большим ощущением. Перестали существовать мысли, море, вода, скалы и ведьма. Перестал существовать я…
И в тот момент, когда не стало НИЧЕГО, стремительным потоком передо мной понеслись образы моей прошлой жизни: вот он я – родился, мою мать зовут Луна, роды дались ей крайне тяжело, но она рада, что у нее теперь есть сын; мой отец Румаи, Верховный логик, пришел посмотреть на меня – ему было все равно, просто он отметил тот факт, что одним отпрыском стало больше. Уже тогда я не любил его, в свой самый первый день.
Мне исполнилось шесть лет, когда учитель взялся за мое обучение. Его звали Никадиус, он был очень сильным и требовательным. В двенадцать лет, когда я уже привык к изнуряющим тренировкам, он впервые вывел меня из Пирамиды в город Путник. Спустя год мою мать за что-то наказали, с тех пор она носила на своем теле синие отметины. Я злился на отца, но хорошо скрывал это. Мать однажды намекнула, что я не должен выказывать гнева. Она была напугана, и я пообещал ей, что никто не увидит этой моей слабости, – она сочувственно улыбнулась.
В пятнадцать лет меня считали потенциально сильным логиком, Румаи был доволен моим воспитанием. Тогда он отправил мать на войну, где она погибла. Спустя месяц, когда я достиг своего Дня Вступления в Силу, мне приснился первый сон, без сомнения, навеянный моей умершей матерью. Интуит Лео в моем сне срубал ей голову раз за разом, каждую ночь. Я не мог больше терпеть и замыслил убить отца, наказать его за то, что он не сохранил Луну, намеренно отправив на войну. План провалился – меня поймали, когда я спрятался в покоях Румаи с кинжалом за пазухой. Никадиус