Логик. Алексей Кононов
что сейчас умрет в страшных муках, и одновременно смеялась, потому что глупость логиков была настолько очевидной, что не могла не вызвать смеха: они свято верили, что, причиняя страдания другим, поступают во благо.
Это видели она, я и… Луна.
Мира не стало.
Миг. Мгновение. Бесконечность… Одно всегда следует за другим. Память всегда хранит воспоминания. Какими бы они ни были. А это видение – словно живое создание – само приходит каждую ночь. Когда сумерки становятся густой, непроглядной осязаемой чернотой. Это видение – единственное живое из всего, что у меня осталось. Оно хранит фрагмент времени более чем восьмилетней давности, и фрагмент этот всегда один и тот же:
«На лице, шее, руках, ногах и животе Луны отчетливо видны синие тонкие полосы. Луна была наказана, но за что? – я гадаю об этом всякий раз, когда вижу следы наказания – очищающего Катарсиса. Луна сама выбрала такой способ очищения, а позже его выбрал и я.
Луна стоит на сырой земле, облаченная в серый боевой балахон. Лязг мечей и шепот все разрушающих на своем пути слов окружают ее как вихрь.
Луна стоит посреди поля битвы и плачет, однако улыбка не сходит с ее лица. «Она что, счастлива?!» – недоумеваю я, не в силах поверить мыслям, посмевшим родиться в моем собственном сознании. А затем кристально чистый меч молнией проносится по ее шее. Кажется, я слышу хруст позвонков, отделившаяся голова гулко ударяется о землю и откатывается в сторону, путаясь в собственных русых волосах. От меча исходит красный пар. Густая кровь мгновенно испаряется, не оставляя следов на лезвии.
Это была моя мать… Луна – так ее звали. Интуит, убивший ее, впивается своими ледяными глазами в мои. Злость закипает у меня внутри. И продолжает кипеть еще долго после того, как я открываю свои глаза в мире».
Мир вокруг мертв. Он замер в бесконечной, крохотной единице времени. Существо, которым я стал, понимает, что Кира не так уж и далеко – всего-то на дне. Этот новый я – на самом деле чистейший логик, сознание которого погружено в багровый туман боли и неописуемого гнева, и только глубоко-глубоко под всевозможными слоями ощущений находится прежний Кира. Невозможно описать это состояние. И я, и логик, и тот Кира, который был в мире секунду назад, до видения, – одно целое. Просто сейчас посредством логика всем управляют гнев и боль, а Кира, то есть я, наблюдает.
Еще никто во всем Крестостреле не смог заморозить время в радиусе сотни метров. Впрочем, на таком пространстве его никто не смог заморозить даже на шестом уровне Пирамиды. Сотни глаз испуганно наблюдают за происходящим.
Боль от синих полос послужила проводником, и я смог почувствовать мысли Луны: она надеялась, что кто-то пришел и спасение рядом, но быстро поняла, что надежда ложная, – это просто логик остановил время.
Наблюдая за происходящим как бы со стороны, я осознавал, что мое тело медленно движется среди живых статуй, хотя всем остальным