Перевернутая карта палача. Оксана Демченко
нос сам собой уткнулся в булыжник. Голос злого до шипения Сэна велел не позорить честь ноба, пока его же свободная рука удерживала капюшон на горящих солнечной рыжиной волосах. Пришлось встать, отряхнуться и чинно испросить прощения на глазах у маленькой толпы, уже сбившейся и наблюдающей гнев ноба – молодого, но весьма решительного в управлении слугами.
Дальше до самой палаты шли молча, Ул глядел под ноги, но отказывал себе в праве собирать медяки. У парадной лестницы Сэн звонко приказал ждать. Глянул на башенные часы особняка градоправителя, фасадом выходящего на Первую площадь и сообщил, что вернётся через час, не ранее.
Улу как раз хватило времени, чтобы проскользнуть к начальнику стражи Тосэна и гадчайшим, подобострастно-ядовитым тоном, заимствованным у второго сына семьи Коно, сообщить, стоя на коленях и выказывая униженное почтение «нищеброда»:
– Целую ноги, сиятельный хранитель Тосэна, долгих лет и всё такое… Я состою при нобе Донго, да будет он здоров. Дельце вышло: запамятовали вы указать хэшу, что объявлен бал. Я покуда запамятовал указать в чиновную палату, что вы запамятовали. Вот… Такая беда, это ж на вас получается вина и на мне, умолчавшем, равная… Прямо указано: порка принародно, ежели умолчать, ага. Ну, мне оно привычно, а вам… простите великодушно. Уж я кинулся в ноги хозяину, вину, значит, заглаживал, чтобы и он не сообщал. Он человек чести, он и не думал. А только он пеший человек чести, – Ул выделил важное слово и перевёл дух, радуясь молчанию главы стражи, окаменевшего после упоминания порки. – Радея о хозяине я посмел, раз память у нас с вами плоха, ну, изложить на бумаге. Мы, видите, хлопочем нобу Донго коня от щедрот города. Погорел его дом, славному роду пришло ущемление… Я попросил переписчика, все буквы стоят верно. Тут бы еще подпись от человека, чья честь весома, вот как ваша, славнейший ноб.
Ул перевёл дух. От своего же гнусного многословия звенело в ушах и к горлу подступала тошнота. Начальник стражи не двигался и, кажется, не дышал. Тишина выступала на спине липким потом. Ул выждал, суетливо похлопал себя по рубахе, добыл из-за пазухи прошение, которое по буковке сам написал за ночь.
Медленно, старательно дрожа пальцами, Ул подвинул бумагу в сторону очень опасного человека.
– После бала как хозяину добираться домой? Ножки собьют.
– После бала, – разжал зубы и задавленно шепнул грозный страж. – Да… Двадцать дней, вполне довольно для прошения. Следует похлопотать, чтобы достойный ноб смог уехать из города. Он не намерен задерживаться здесь?
– Нет. Разве по нужде, они так убивались, что не годны в стражу, так убивались… желали на балу искать иную службу, сетуя на прежнюю неудачу.
– За день до бала пусть ноб Донго с этим знаком посетит городские конюшни, – быстро сказал тот, кто желал избежать порки и уже понимал, что это может оказаться сложно. – Ему надлежит подписать благодарность к поручителю в прошении и забрать коня. Со сбруей.
Ул