Январь, 1837 год. Акын Тимиров
голубка смуглая моя, случай, не сохнешь ли по мне?» На это она обычно отмалчивалась, жестом показывая, что он дурак. А потом она могла здорово разыграть их и исчезнуть в коридоре, в толпе студентов, до следующего раза. И Макс с Искандером порой иногда начинали скучать по ней и спрашивали как бы невзначай у сокурсников:
– Как наша калмычка? Никто не обижает её?
А когда встречали Сарулу с каким-либо парнем где-нибудь на спортивной площадке, накатывала на них какая-то непрошеная ревность. Сарула, заметив это, ещё больше прижималась к спутнику, влюблённо глядя ему в глаза. И каждый из них, наблюдая за ней со стороны, думал про себя: «Да я же не влюблён в неё, это точно, но почему же я злюсь?»
– Да нет, вечно ты, Макс, бесцеремонный такой, чувства такта у тебя нет, – сконфузился Искандер. – Ну вон та, – толкнул его снова в бок.
– Где же? – недовольно прогудел Макс, поворачивая массивную русоволосую голову, одним ухом слушая друга, а другим по-прежнему остальных.
– Как её зовут? – шёпотом настойчиво повторил свой вопрос Искандер, в надежде призывая его к тому же.
– Кто ещё? – ухмыльнулся Макс, разворачиваясь всем своим крупным телом к другу, понимая, что он просто так не отвяжется, значит, произошло что-то серьёзное.
Искандер доверчив, прост и прям, но, если нужно, смел и предан. Такое сочетание качеств присуще в основном азиатам. Худощавый, но коренастый, с чёрными прямыми волосами, всегда улыбчив и добродушен. С Сарулой они два одинаковых полюса, это вроде бы сближало, но в то же время и отталкивало их друг от друга. Если у него возникает какая-либо идея, то он непременно убедит Макса, что нужно сделать именно так. Поначалу Макс всегда щетинится, ну а в конце концов просто тупо, безоговорочно соглашается. И в итоге эти идеи всегда оправдывают себя и доходят до бурного обсуждения всем медицинским персоналом городской больницы, где они все трое проходят стажировку на последнем курсе института.
– В том дальнем углу стола, и сразу за ней красивый щеголеватый мужчина, с высоким воротником, – шипел Искандер уже ему в нос.
– Сашок, на посошок, иди домой, – (так называл иногда Макс Искандера уже на русский лад). – Я никого ни в дальнем, ни в ближнем зарубежье стола не вижу. Ты, похоже, перепил коньяка с чаем, – отмахнулся Максим, участливо хлопнул его тяжёлой рукой по плечу и отвернулся, казалось тогда, насовсем.
Наверное, вечер прошёл бы как всегда, шумно и весело, если бы одному из ребят не взбрело в голову просто выключить свет.
– Мальчишки! – раздались в темноте упрёки сокурсниц и тут же дружно подчинились, когда над большим бронзовым подсвечником заходила рука с зажигалкой. Вскоре дрожащий свет пополз по потолку с лепниной, по стене с портретами классиков литературы, освещая русые головы ребят, высвечивая девушек, хихикающих и шелестящих обёртками конфет.
Сидящая напротив Сарула вдруг вскочила из-за стола, потрясённая чем-то.
– Посмотрите туда, в дальний угол, где висит потрет Пушкина