Внутри. Роман Казимирский
кончательно вышел из моды, и теперь тридцатилетний сотрудник банальной желтой газетенки с завидной периодичностью задумывался о том, чтобы взять себе псевдоним. Что-нибудь типа Vassil Terk-in или Карлито Марксoff вполне устроило бы его. Правда, когда он однажды заикнулся об этом во время семейного ужина, родители его, мягко говоря, не поняли.
– Ты что, стыдишься своего имени? Зачем тебе псевдоним? – округлила глаза мать, а отец молча поднялся из-за стола и вышел в соседнюю комнату, откуда долго еще негодующе кашлял.
Так что, видно, ему на роду было написано оставаться Карлом Дубининым. Пусть так. Правда, с такими позывными ему не светит стать не то чтобы главным редактором – и отдел-то вряд ли доверят. О каком отделе ты говоришь, парень? – Карл мысленно дал себе превентивного пинка. Ты пишешь о выживших из ума старухах, от которых кроме «а вот в годы моей юности» ничего и не услышишь. Кому-то это интересно, конечно.
– Так, Дубинин, – главред всегда читал с листа, не глядя на своих подчиненных. Его лысина сегодня блестела ярче обычного, и работники редакции с трудом сдерживались, чтобы не отпустить по этому поводу какую-нибудь шуточку. – С тебя материал о Марии Степановне.
– Это которая звонила на днях? Картавая?
– Она самая. И она не картавая, кстати, у нее просто потрясающее грассирование.
– А можно… ээ… Может быть, кто-то другой напишет о ней? – Карл с надеждой взглянул на симпатичную коллегу, которая сидела справа от него и увлеченно жевала карандаш. – А я бы написал о забастовке нефтяников. Какая-то ротация ведь должна быть.
– У меня уже все готово, двенадцать тысяч знаков, могу выслать через полчаса готовый текст, – безапелляционным тоном заявила та, не вынимая инструмента творчества изо рта.
– Вот видишь, – покачала головой лысина. – В следующий раз. А сейчас – Мария Степановна.
– Да что там интересного? – у Карла не было сил спорить, но он все же решил попытаться оставить последнее слово за собой, чего, наверное, делать не следовало. Главный редактор возмущенно посмотрел на него поверх очков и воскликнул, при этом яростно сверкнув лысиной:
– Ничего себе! Да она самого Гумилева знала, между прочим! Тебе что, мало этого? Тогда я вообще не понимаю тебя.
– Откуда такая информация? – вяло поинтересовался журналист, сдаваясь.
– Из надежного источника, – многозначительно заявил редактор, что по сути означало только то, что надежность этого источника предстояло определить самому Карлу.
С такими аргументами сложно было спорить – и Дубинин вяло кивнул, признавая свое поражение. На душе у него было паршиво оттого, что он, с одной стороны, чувствовал себя тряпкой на фоне более успешных коллег, а с другой – ему действительно были интересны жизненные истории тех, кто в молодости имел возможность прикоснуться к небожителям. Куда делись все эти великие? Где они прячутся сегодня? Он бы с удовольствием написал о тех людях, знакомством с которыми на старости лет хвалятся все эти бесконечные мариистепановны и иваныфедоровичи.
Пропустив мимо ушей рассуждения о редакционной политике и рекламной портфеле, к которому имели доступ только избранные – он, понятное дело, в их число не входил, – Карл закрыл блокнот, поднялся и одним из первых покинул кабинет, в котором проводилась еженедельная летучка.
– Ну, ты и фрукт, – любительница карандашей подошла к нему сзади и дружески хлопнула по плечу. – Ты когда снова захочешь меня так подставить перед шефом, предупреждай заранее, я хоть подготовлюсь.
Карл пробормотал слова извинения, в мыслях послав собеседницу ко всем чертям – его всегда раздражали слишком уверенные в себе люди, а эта была как раз из их числа: смазливая, общительная, всегда в хорошем настроении. Боже мой, подумал Дубинин, ей, наверное, даже перегар пойдет – и откуда такие берутся? Идеальные черты лица в обрамлении черных волос, великолепная фигура, огромные глаза – нет, такого цвета просто не бывает. Вставила линзы? Неужели свои? Из детства вспомнилось: ядра чистый изумруд – как раз такими он их себе и представлял всегда.
– Ты вот что, – на прощание предложила девушка, которая, казалось, испытывала искреннюю симпатию к Карлу. – Если станет совсем невтерпеж, свисти – я подкину тебе пару-тройку тем. А главному скажу, что у меня завал. Лады?
– Лады.
А она совсем не такая дура, какой казалась, мысленно похвалил ее Дубинин. Странно, почему они раньше не общались? Впрочем, пока все это лишь слова. Посмотрим, как она себя поведет, когда дело дойдет до реальной помощи. Теперь оставалось вспомнить, как ее зовут. Вера? Ирина?.. Да, вроде бы Ирина.
Карл нерешительно огляделся вокруг – если до собрания редакция напоминала муравейник, в котором каждый изо всех сил старался изобразить бурную деятельность, то теперь все превратились в ленивых осенних мух, жужжащих между собой на какие угодно темы, не касающиеся работы. С тоской взглянув на свой стол, заваленный распечатками архивных документов, Дубинин нерешительно почесал затылок – у него так и не получилось избавиться от этой глупой привычки, сохранившейся с детства и еще тогда вызывавшей насмешливые