Тонкая работа. Сара Уотерс
неделе мне приносили дюжину превосходных подсвечников, после одной кражи в Уайтхолле. Ничего не смог с ними сделать. Никто не хотел брать.
И так стоял, понурясь, словно знает цену, но не решается назвать, чтобы не обидеть гостя. После некоторых колебаний все-таки называл – и вор вспыхивал от негодования.
– Но, мистер Иббз! – восклицал он. – Да к вам от Лондонского моста и то дороже было добраться. Давайте по-честному.
Но мистер Иббз в это время уже стоял у кассы и отсчитывал шиллинги, выкладывая их на стол: один, два, три… И бывало, замирал с четвертым в руке. Вор замечал блеск серебра: у мистера Иббза все монеты были всегда надраены, как раз на такой случай – и это было все равно что показать гончей зайца.
– А пять никак нельзя, мистер Иббз?
Мистер Иббз поднимал на него свои честные глаза и пожимал плечами:
– Я бы с радостью, сынок. С превеликой радостью. Если б ты и впрямь принес что-нибудь из ряда вон, я бы в долгу не остался. Но это, – и он указывал на россыпи шелка, ассигнаций или блестящей меди, – это все одна мишура. Этак я сам себя обворую. Или ты хочешь, чтобы я вырвал кусок хлеба у малюток миссис Саксби?
С этими словами он вручал вору его шиллинги, тот прятал их в карман, застегивал жилет и кашлял или утирал нос.
И тогда мистер Иббз, похоже, менял гнев на милость. Он вновь подходил к кассе:
– Ты не голоден, сынок? Небось сегодня ничего еще не ел? – спрашивал он по-отечески.
Вор, как правило, отвечал:
– С самого утра ни крошки.
Тогда мистер Иббз вручал ему шестипенсовик и строго-настрого наказывал потратить его на завтрак, а не ставить на лошадь, и вор отвечал что-нибудь вроде:
– Золотой вы человек, мистер Иббз, просто золотой.
Имея дело с такими людьми, мистер Иббз выручал по десять-двенадцать шиллингов чистой прибыли, и все из-за того, что казался честным и справедливым. Потому что, разумеется, все, что он говорил о тряпках или о подсвечниках, была чистая чепуха: на такие вещи у него глаз наметан, можете быть спокойны. Когда дверь за спиной вора закрывалась, мистер Иббз подмигивал мне. Потирал руки и вообще заметно оживлялся.
– А теперь, Сью, – говорил он, – не могла бы ты почистить все это, чтоб блестело? И еще можно тебя попросить – если, конечно, у тебя есть свободная минутка и если миссис Саксби не потребуется твоя помощь, – не могла бы ты взять эти утиралки и поработать над вышивкой? Только тихонечко, очень осторожно, маленькими ножничками или булавочкой: это ведь батист, видишь? Если сильно дернуть, будет дырка…
Думаю, так я и выучила весь алфавит: не записывая буквы, а спарывая их. Как выглядит мое собственное имя, я узнала, когда мне в руки попался платок с вышивкой «Сьюзен». Но что касается чтения, то у нас в обиходе этого не было. Миссис Саксби смогла бы прочесть что-нибудь в случае крайней необходимости, мистер Иббз умел читать и даже писать, но остальные обитатели нашего дома… Для нас это было все равно что… ну, скажем, говорить на иврите или делать сальто-мортале: может, это и нужно кому, например евреям или циркачам – они