Самая страшная книга 2018 (сборник). Александр Матюхин
ослепительную белизну кожи; набедренная повязка из прозрачного алого шелка едва скрывала самое сокровенное.
Безымянная кричала и извивалась, когда палач в алом капюшоне полосовал ее ударами бича; крик сменился задушенным воем, когда он взял усеянные шипами клещи и вогнал ей в рот, ломая зубы в мелкое крошево. Зажимы раскрылись, распяливая челюсти, нашарили в кровавом месиве рта дрожащий язык, сомкнулись, и палач одним движением вырвал его, забрызгав ручищи кровью, такой яркой в безжалостном сиянии моих прожекторов…
Да, в этот вечер – вечер закрытия сезона – свет на сцену направлял именно я.
– Почему вы не убили меня? – спросил я Сен-Флорана, когда еще лежал, связанный и беспомощный, в его кабинете. Сам импресарио сидел на стуле и протирал платком набалдашник трости.
– Потому что ты нам нужен, – отвечал он. – Сегодня мы закрываем сезон, световик, по понятным причинам, на работу не выйдет, а ты все же имеешь навыки…
– А если я откажусь?
– Тогда мы сыграем спектакль здесь и сейчас, главную роль исполнишь ты, а представление будет не менее чем в семи актах. Боюсь, ты не оживешь потом, сколько бы и чем бы тебя ни кропили. В роли заплечных дел мастера наш мсье Жером неподражаем.
– Ну а соглашусь?..
– Я давно подумывал пригласить тебя в нашу труппу, – сказал он. – Нам не помешает вливание свежей крови… о, не в том смысле, конечно. Тебя теперь ничто здесь не держит. С нами ты объедешь мир, станешь частью истинного Гран-Гиньоля, познаешь ласки Безымянной, как и все мы… она станет любой женщиной на твой выбор. Между прочим, – тут он понизил голос почти до шепота, – она всегда восстанавливается ПОЛНОСТЬЮ. Воскресает девственной, как Мадонна.
– Я не хочу ее мучить.
– О, попробовав раз, ты передумаешь! – с жаром воскликнул Сен-Флоран. – То, что мы, французы, называем la petite mort[9] – ничто в сравнении с этим наслаждением. Страдая от боли, она излучает нечто такое… терзая ее – или хотя бы созерцая ее муки! – познаешь неописуемое блаженство, и зверь, сидящий в душе, освобождается от оков… Это трудно постичь разумом, хотя мой великий соотечественник Лемаршан, говорят, довольно близко подобрался к эстетике упоения болью…
– Вы чудовища.
Сен-Флоран фыркнул.
– Разве кто-то из нас изнасиловал и сжег заживо малолетнюю в глухом местечке в Бретани? Нет, это сделал ее опекун-святоша. Разве кто-то из нас обрек на позорную гибель вдову? Разве кто-то из нас совершил все эти страшные злодеяния? Да, мы заимствуем их из жизни, таков мой принцип. Если хочешь, я покажу газетные подшивки. Мы просто воссоздаем их на сцене с тварью, для которой люди – всего лишь пища. Конечно, иной раз и нам приходится марать руки. Que diable![10] Когда этот мерзавец Мори[11] – уж не знаю, с умыслом или без, – стянул нашу идею, мы не могли даже воззвать к закону!
– А тетя Марья! А Мура! А Павля! А Митинька! – закричал я в исступлении. Разбитая голова отозвалась вспышкой боли, перед глазами заплясали огненные точки.
– Твой опекун сделал
Маленькая смерть (
Черт побери! (
Макс Мори – второй директор парижского театра «Гран-Гиньоль», сменивший на этой должности его основателя Оскара Метенье; именно ему принадлежит заслуга превращения «Гран-Гиньоля» в «театр ужасов».