Страшное дело. Тайна угрюмого дома. Александр Цеханович
и сказал:
– Э-э-эх! Сердечный! С голодухи, верно!..
И действительно, арестованный имел очень жалкий вид.
Наскоро одетый котелок сполз на затылок. Белокурые пряди волос прилипли к потному лбу, рубашка была смята, а руки бессильно лежали по обе стороны, как парализованные. Время от времени он поднимал какой-то тусклый, остекленевший от ужаса взор и обводил им публику.
Такой взор бывает у осужденного на смертную казнь во время его последнего шествия.
Вдруг он вскочил со скамейки, как бы забыв о присутствии толпы и жандармов, вскочил и закричал:
– Нет! Что это?… Сон!..
– Хорош сон! – отозвался кто-то в толпе. – Свистнул больше ста тысяч, да и сон!..
Краев не слышал этого замечания. Он насильно был посажен жандармами на скамейку и опять погрузился в свое оцепенение.
В это время толпа разом с двух сторон расступилась.
С одной стороны появился граф Сламота, а с другой – жена арестованного.
Татьяна Николаевна с криком кинулась к мужу, упала на колени перед ним и, ломая руки, стала взывать к нему:
– Поля! Поля, что ты сделал? Поля!
Краев схватился за голову и истерически зарыдал, повторяя:
– Не знаю!.. Не знаю!.. Ничего не знаю!
– Ловко валяет дурака! – сказал кто-то.
– Стыдитесь! – внушительно ответил другой голос, и наступила гробовая тишина.
Сламота стоял, уронив руки, и с побледневшим от волнения лицом глядел на эту сцену.
Он пришел один взглянуть на преступника, потому что раненый Шилов был уложен в постель.
Преступник показался графу настолько жалким, что сердце его невольно переполнилось состраданием.
Дорого бы дал он, чтобы иметь возможность помочь этому несчастному, быть может по крайней нужде принявшему участие в грабительской шайке.
Но что он мог для него сделать теперь?
Нелицеприятный закон строго осудит его, не входя в те причины, которые побудили его пойти на преступление.
Слезы навернулись у старика на глаза, когда он увидел Татьяну Николаевну, бросившуюся перед мужем на колени.
Он не мог вынести более этой тяжелой сцены и отошел. Вскоре молодую женщину отделили от мужа и попросили вернуться домой для обыска, который должен был быть сделан на даче.
Но этот обыск не привел ни к каким результатам.
Никаких денег не было найдено, а ровно и ничего подозрительного в отношении к настоящему делу.
Татьяна Николаевна рыдала, сидя на крыльце дачи и обхватив руками обоих малюток. Мысли ее мутились; она положительно не понимала, что вокруг нее творится.
Допрос преступника
Прошло два дня.
Краев сидел в камере предварительного заключения, в том мрачном здании, которое ютится позади окружного суда.
Комнатка была крошечная, с меловыми стенами и окном, заделанным решеткой и выходившим на двор.
Стены были так толсты, что дверная ниша походила на грот.
Всю