Дорога в Эдем. Эндрю Адамсон
мыслить холодно, когда это нужно, подавлять страх, если есть потребность и скрывать эмоции в нужный момент.
Жаль лишь того, что нельзя подавить воспоминания о том, почему я согласился на операцию…
Я нажимаю на синий диск, и по телу растекается приятный холод, будто внутренности облили прохладной водой. Последнее впечатление о кошмарах канули в небытие и я снова готов к повседневной жизни. На этот раз под подавление попала тревога.
Хватаю полотенце, более не желая смотреть на себя, вытираю волосы и кое-как улаживаю их. Получается ужасно, и я оставляю все как есть – не впервой. Далее быстренько чищу зубы и тихо выхожу из ванной.
Моя следующая остановка – кухня, где меня ждет аппетитный завтрак приготовленный Алом, но все надежды превращаются в пыль, когда я вижу на тарелке пригоревший тост и яичницу (наверное, это должна быть глазунья). Я обреченно вздыхаю, но и понять брата тоже могу. Он работает и все такое, однако мне тоже голодным не сидеть, да и мне тоже через час на работу. В общем, у меня в запасе еще больше часа, так что я собираюсь приготовить что-то, что точно не подействует на мой желудок как активированный уголь.
В одном из шкафчиков нахожу муку и разрыхлитель, из второго беру растительное масло, соль и сахар, а из холодильника молоко и яйца. Смешиваю сухие ингредиенты, чтобы все равномерно распределилось, потом добавляю яйца и молоко, перемешиваю до массы жидкого теста; включаю плиту и кладу сковородку, а далее ложкой выкладываю тесто на сковороду. Кухня наполняется сладким пряным запахом, и через 15 минут на моей тарелке горка панкейков.
Готовка явно не конек Ала, потому готовлю зачастую я, ведь если бы мы ели то, что готовит он, то это было бы похуже активированного угля. Уж я-то знаю, как это.
Наслаждался завтраком я не долго, вновь жалея, что «подавитель» может спрятать лишь эмоции. Появился человек (хотя человек – слишком сильно сказано), который преследует меня повсюду и как всегда тихо, незаметно и в самый неподходящий момент. Поперхнувшись куском блина, я начинаю откашливаться и наконец глотаю этот чертов кусок. Если не умер – то подавился.
– А у тебя зубы не заболят от такого количества варенья?
Леон. Он смотрит на меня и широко улыбается, в то время как я чуть не умер. Причем из-за него же. Кусок панкейка медленно лезет по пищеводу и создает противное чувство, от которого собственноручно хочется разодрать горло и вытянуть его пальцами.
Я отодвигаю стул и подхожу к кухонной поверхности, наливаю воды из чайника и пью залпом. Наконец тесто, будто громадный ком, доходит до желудка и исчезает в нем.
На своей спине чувствую ехидный взгляд Леона, он точно продолжает улыбаться. Зубы бы ему выбить за такие проделки. Однако я беспристрастен.
– Полегчало? – спрашивает он голосом невинной овечки. Так и хочется его шерсть состричь, чтобы лысый ходил.
Я