Чернилами добра и зла. Алексей Козлов

      Дела вне дома – и долг, и подвиг.

      Не то что в горы, а в город лень мне —

      Я домосед.

      Пусть гора приходит

      И ткнётся пиком в сустав коленный.

      Скажу не шутку, понизив голос:

      Высоты в цифрах точны, но лживы.

      Отсчёт для неба веду от пола.

      Я – небожитель, но с кровью в жилах.

      Нелепо, в тучу упёршись взглядом,

      Просить о хлебе насущном Бога.

      Он не за нею, а где-то рядом,

      В гостях нежданных моих порогов.

      Пришельца дом осмотрит строго.

      Узнав же, отопрёт.

      Как приглашение к порогу —

      Возьмёт под козырёк.

      И дверью мне заулыбавшись,

      Распахнутой – впустить,

      Смахнёт с подошвы лист опавший,

      Прилипший по пути.

      Войду и соблюду примету —

      У двери помолчать,

      Присев на крае табурета

      К удаче в добрый час —

      В начале той дороги дальней:

      К столу, гнезду для сов,

      А после трёх – к совиной спальне,

      Где пересадка в сон,

      Тревожный путь в ночных одеждах

      За лунным серебром,

      Где страх-разбойник неизбежен,

      Как утренний порог.

      За ним, найдя покой в движенье,

      Я отдохну от слов.

      Под пледом из мужчин и женщин

      Уютно и тепло.

      На сквозняках чужих порогов,

      Где лоб ласкает ствол,

      Я снова захочу в дорогу

      Домой, где степью – стол.

      Запорожные тысячи вёрст

      Начинаются с чарки одной —

      Запорожной, а если ты гость,

      Что не пеш, то ещё – стременной.

      И дороже дорожные дни,

      Чем под крышей похмелье ума.

      Отдавание сердце полнит,

      Получение – только карман.

      Но дорога не всякому впрок,

      Ведь прочнее и пьянство, и печь.

      Отдавать ухожу за порог,

      Предъявлять подорожную песнь.

      От берега Бискайского залива

      Передвигает дюна килотонны

      Песка времён, запас его бездонен.

      Она стара, как мир, нетороплива

      И сахарно бела, и монотонна.

      Умолкшие утопленницы-сосны

      Погибли под сандалией Пилата.

      Всё выше холка у волны и плата

      За безразличье, неподвижность, косность.

      О пинии, как жалко вас, безлапых!

      По дну пришла, вползла на берег снулый,

      Засахарив прибрежную часовню;

      В ней аквитанский колокол качнула,

      Язык его застыл, умолк, ненужный.

      Над ним часы песочные бессловны.

      Тысячелетья движется к Парижу,

      Уже в три раза