Мятежная Анжелика. Анн Голон
сказали, что пришли от имени моего брата Гонтрана? – спросила его Анжелика.
– Да, госпожа маркиза. Господин ваш брат, наш товарищ, поручил мне кое-что вам передать, когда я отправлялся в странствие по Франции. Он сказал: «Когда пойдешь по Пуату, зайди в замок Плесси-Бельер, что в округе Фонтене. Обратись к хозяйке и передай ей вот это от имени ее брата Гонтрана».
– Как давно видели вы моего брата?
– Да уж больше года прошло.
Все стало ясно. Он продолжал рыться в кожаном мешке, не прерывая рассказа о своем долгом странствии по землям Бургундии, Прованса, Руссильона, о длительных остановках в Пиренеях и на берегу синего океана. Наконец он извлек рулон, тщательно завернутый в промасленную тряпку.
Анжелика взяла сверток. Она распорядилась, чтобы прислуга хорошенько позаботилась о торговце, и заверила, что он как угодно долго может оставаться под ее крышей.
В спальне она вынула рулон из пакета. Раскатав его, она увидела необыкновенно живой портрет троих своих сыновей. На переднем плане находился Кантор с гитарой в руке, в зеленом костюме под цвет глаз. Художник сумел придать взгляду малыша свойственное ему выражение, одновременно задумчивое и веселое. Перед нею стоял он, ее исчезнувший ребенок. От него исходила такая жизненная сила, что в его смерть нельзя было поверить. Казалось, ребенок говорил: «Я никогда не умру».
Флоримон был изображен в красном. С каким предвидением придал ему Гонтран лицо сегодняшнего подростка: тонкость черт, ум, пылкость чувств. Его черные волосы создавали глубокое темное пятно среди ярких красок этой прелестной картины, подчеркивая и зеленый, и красный цвет, а также и розовые оттенки детских лиц, и шелковистое золото локонов маленького Шарля-Анри. Еще младенец, похожий на ангелочка в своих длинных белых одеждах, он находился между братьями. Его пухленькие ручонки старались коснуться рук Кантора и Флоримона, но те вроде бы не замечали этого. Торжественность несколько неподвижных поз подчеркивала какую-то символичность, мучительно стеснившую сердце Анжелики, словно художник – ах! кто может постичь глубины прозорливости души художника – хотел подчеркнуть различие их происхождения: двое старших на переднем плане, сыновья графа де Пейрака, смелые и словно озаренные светом жизни; и младший, немного позади, сын маршала Филиппа дю Плесси, дивно красивый, но одинокий.
От этого ощущения, щемившего сердце, Анжелика внимательней всмотрелась в изображение малыша. «Я знаю, на кого он похож, – пришло ей вдруг в голову. – На мою сестру Мадлон!» Однако это портрет Шарля-Анри. Тонкость мазков вдохновенной кисти придавала ощущение жизни неподвижному изображению. Рука, державшая эту кисть, уже бессильна. Смерть. Жизнь. Распад и постоянство. Забвение… Воскрешение…
Глядя на эту картину, Анжелика видела, как сквозь преломление призмы, мрачные и прекрасные моменты своей жизни, проходящие подобно теням облаков над землей, но также предчувствовала, что многое еще остается сокрытым.
Флоримон ни о