.
Возмущало, что этого требовали те, кто когда-то хором пророчил ему будущее в большом искусстве, увидев в нем талант еще в раннем детстве. Они лелеяли эту мечту, купали в ней мальчишку. Надеялись, что он будет украшением их знатного рода.
Одного не учли тетушки, что талант нуждался в заботе, а мать мальчишки, рано оставшись вдовой, растила его на крохотную учительскую зарплату, едва прикрывая свою и сыновнюю наготу.
Утолив свою ярость, тетушки расходились по домам, и тогда его старенькая, совсем ссутулившаяся мать, подходила к нему, чтобы зализать раны, нанесенные ему тетушками.
–Да ладно, мама, разве они способны понять? Успокойся. Я не сижу, сложа руки, ищу сейчас возможность выставить в городе свои работы. Это отнимает много времени, ты же понимаешь,– говорил он матери, прижимая ее голову к своей груди.
Потом Закорин уходил в свою комнату. Лихорадочно защелкнув замок в двери, как зверь, улизнувший от погони, он наконец ощущал свободу. В полном одиночестве он снимал маску преуспевающего художника, которую носил весь день, тяжело опускался на стул и долго-долго сидел так в бездействии, и жалкая слеза стекала по его щеке.
Глава 3
Гюзяль подошла к фасаду Алмаатинского Дома правительства, встала под колонну и подняла голову. Высота колонны сразу придавила ее, она почувствовала себя маленькой, беззащитной и одинокой в этом чужом городе, куда приехала, чтобы поступать учиться. Впереди ждали вступительные экзамены, надо было преодолеть конкурс. Но это потом, а сегодня стояли проблемы куда важнее, ей было негде переночевать. Денег, которые дал ей отец из месячного своего заработка, не хватало ни на оплату квартиры, ни на питание. Часть денег, которые потребуются на обратную дорогу, Гюзяль положила на самое дно чемодана.
Сдав документы в приемную комиссию университета, Гюзяль купила маленькую булку ржаного хлеба, села на лавочку, возле университета и, крадучись, чтобы не видели прохожие, ела, отламывая крохотные кусочки. Скоро она поняла, что в этом большом городе ни у кого нет дела до нее, и успокоилась. С полным желудком стало значительно веселее, и Гюзяль слегка прогулялась, особо не отдаляясь от университета, чтобы не заблудиться. Вечерело, и пора было подумать о ночлеге. Долго искать не пришлось. Гюзяль осенила мысль, что можно переспать во внутренней полке длинного типового стола, специально предназначенного для продажи книг на улицах города.
Озираясь, чтобы никто не заметил, в сумерках Гюзяль залезла в стол, радуясь своей находчивости. Однако вскоре поняла, что ошиблась. Алмаатинская ночь оказалась холодной, а узкая полка не давала даже перевернуться с боку набок. Хотелось вылезти и попрыгать, чтобы согреться, но страх, что ее могут увидеть хулиганы, останавливал от этой затеи. Ночь казалась бесконечной, иногда девушка проваливалась в сон, но очень быстро просыпалась и опять мучилась. Видно, надо было перенести тяготы этой ночи, чтобы догадаться, что можно легко спрятаться в одном из множества аудиторий старинного здания университета и остаться