Медальон. Геннадий Петрович Перминов
которую отчетливо помнил парнишка.
Говорила в основном Катерина, которая, несмотря на свои семнадцать лет, успела закончить семилетку, побывать в Москве на ВДНХ и год отучиться в медицинском училище во Львове.
– Добре до войны жили, – низким, приглушенным голосом говорила она. – Усе робили в колхозе и усем всего хватало. Тятька – тот на тракторе с утра до ночи, а мама на ферме с коровами. Ну, а я – по хозяйству. Коровку держали, порося, курей…
При этих простых словах в Ванькином подсознании всплывали жёлтые, пищавшие комочки и он, слушая успокаивающий говор девушки, счастливо улыбался своим мыслям.
Расслабившись, Катя снимала с головы шапочку, вытаскивала многочисленные заколки и привычным движением перекидывала толстую, до пояса, косу через плечо на упругую грудь.
– Что смотришь? – вспыхивала девушка стыдливым румянцем. – Смотрит и молчит! Ладно, слухай далее, коли сказать нечего!
– В сороковом роки, – она прищуривала глаза, что-то высчитывая про себя, – точно, мне четырнадцать годов було, колы мене мамко с собой в Москву взяла, на ВДНХ. Её туда послали как лучшую доярку области. Вот! – хвастливо добавила она. – Мне Москва не понравилась! Шумят все, кричат, все бегут куда-то, спешат, а потом – машин больно много. То ли дело наш Станислав! Самый лучший и самый красивый город на земле! На выставке, мамке дали грамоту и медаль, а когда мы вернулись домой, в село, то наш председатель такую гулянку закатил! Три села целую неделю гуляли! А осенью меня отвезли в город, и я поступила в медицинское училище. Жаль, что закончить не дала немчура проклятая! – произнесла она и тяжело вздохнула. – Придется после войны доучиваться.
– А я и не помню, как в нашу деревню немец пришёл, – тихо перебил Ванька расстроенную девушку. – И вообще, я их не помню, немцев-то, – словно оправдываясь перед Катериной, добавил он.
– А я знаю! – девушка потрепала Ваньку по голове и ободряюще рассмеялась. – Для того и рассказываю, чтобы ты вспомнил. – А потом в нашу Васильевку нагрянули фашисты, – продолжала Катерина. – Перво-наперво расстреляли председателя колхоза и председателя сельсовета с их семьями. В конторе колхоза сделали полицейский участок, а парторга нашего, Кузьму Нечитайло, коему народ верил боле, чем самому себе, главный фриц поставил старостой. Но недолго он над людинами измывался, Кузьма-то. Кто-то из наших хлопцев ночью гранату ему в хату бросил, и погибло всё это бесовское отродье! Вытащили только младшего брата этого Кузьмы, Мыколу, всего израненного, в крови и сразу увезли на грузовике в Станислав. Ну, немцы рассвирепели, понятно дело и наутро согнали весь народ на площадь. Главный немец что-то кричал, ругался, а потом нас начали сортировать.
– Как это сортировать? – задумчиво спросил Ванька, с трудом восстанавливая где-то виденную, но расплывчатую картину.
– Ну, как? Нас, кто помоложе да поздоровее, тех в одну сторону, а остальных да совсем маленьких – в другую. И моя мамо попала в ту сторону, и девяностолетний дед Макар, и грудные