Вдох-выдох. Мария Акулова
но вот взгляд снова стал холодным.
На этот вопрос, она спокойно могла ответить правду:
– Пытки.
– Все было так ужасно? – еще секунду тому стоявший в двух шагах Самарский приблизился, обжег дыханием щеку.
– Я понятия не имею где она, доволен? – отодвинуться было нереально, справа и слева путь преграждали руки мужчины, за спиной – стена.
– Кто? – Яр приблизился на миллиметр, еще, потом еще, коснулся кожи кончиком носа. Он долго думал о том, что же тогда на него нашло, но все его версии о минутном помутнении отпали сейчас – когда она снова рядом, и его снова к ней тянет.
– Ты спрашивал, где моя мать, я не имею ни малейшего понятия. Доволен?
– Откуда я могу знать, что ты не врешь? – Яр почувствовал, как она непроизвольно отклоняется каждый раз, стоит их лицам соприкоснуться.
– Чего ты хочешь? – такое его поведение пугало до колик в желудке. Не презрение, как вначале, даже не гнев, как совсем недавно, а то, что он делал сейчас.
– А на что похоже? Я хочу правды, и как вижу, самый действенный способ – добиться ее таким образом.
– Это статья, – Саша вжалась в спинку кровати, пытаясь хоть так создать дистанцию, которую Яр тут же преодолел. Девушка то и дело чувствовала касания колючей щеки, носа, губ к уху. Свои ответы он шептал.
– Все, что связано с тобой – статья, так пусть это будет хотя бы приятно… – шутил ли он, пугал или предупреждал – однозначного ответа не было и у самого Яра. Просто сейчас хотелось именно этого – вдыхать незнакомый еще запах, видеть, как по коже на руках проходят мурашки.
Когда-то Саша давала себе обет не просить. Но, кажется, ее воля слишком слаба, неизвестность пугала больше, чем возможность физической боли.
– Не надо. Пожалуйста, – она сглотнула комок, стоявший в горле.
Несколько долгих мгновений ничего не происходило. Саша чувствовала дыхание на виске, руки все так же заграждали путь к бегству, книга лежала на покрывале. А потом…
Мужчина выдохнул, резко поднялся, отступил.
– Выходить ты не будешь. Это не обсуждается. Мой тебе совет – веди себя так, чтобы я сюда больше не заходил.
– Ты обижаешься на меня? – по тому, как Глаша вела себя весь вечер, это было очевидно. Обычно разговорчивая, сегодня она ела молча, лишь кивками и короткими «да»/»нет», отвечая на все поставленные вопросы. Ярослав пытался добиться расположения по всякому: подхалимаж, интрига – не помогало ничего, последним в списке способов значился прямой вопрос.
– А ты догадливый, – домоправительница усмехнулась.
– Что не так? Я чем-то провинился перед тобой?
– А ты не понимаешь? – женщина посмотрела на воспитанника пристально, ведь не может он не понимать. Просто не может. Она же пыталась в детстве научить его тому, что такое хорошо, что плохо, что делать можно, что нельзя. И то, что происходит сейчас в ее доме – подпадает под категорию нельзя. Конечно, ее обидели слова про «болото», но это стало всего лишь толчком к разговору, который она собиралась начать.
– Нет,