Ричард Длинные Руки – граф. Гай Юлий Орловский
а ведь надо еще перемерить хотя бы десяток платьев, сапог, насмотреться в зеркало с висюльками в ушах то этими, то теми…
Улыбка скользнула по ее полным сочным губам.
– Дик, – напомнила она по-матерински, – я волшебница.
– Вы читаете мысли, – пробормотал я и поклонился, скрывая тревогу.
– Твои мысли написаны на твоем лбу крупными письменами, – ответила она. – Подержи коня… ты хоть ездить умеешь?
– Если не умею, – ответил я, – вы волшебством научите?
Она покачала головой:
– У меня есть куда тратить волшебство. Садись, поехали!
Я взобрался в седло, стараясь делать это медленно и основательно, по-крестьянски, с добротностью людей, которым не приходится вскакивать в седло и галопом мчаться в бой. Жеребец воспринял это как народ в тоталитарном государстве, стоически, только вздохнул.
Она рассматривала меня пристально, как неизвестное крупное насекомое, что может оказаться безобидной бабочкой, но может обернуться и опасным богомолом.
– Кстати, Дик, ты знаешь, что совершенно не чувствуешь магии?
Я смотрел предельно глупо, спросил с удивлением:
– Магии?.. А зачем мне ее чувствовать?.. Я чувствую запах кухни и знаю, когда готов обед. Еще я чувствую, когда тепло или холодно. А магия… как ее вообще можно чувствовать?
Она отмахнулась:
– Неважно. Главное, раз не чувствуешь, то на тебя нельзя магией…
Я всплеснул руками.
– Ваша милость! Да зачем на меня тратить дорогую магию, вы только слово скажите, я для вас в лепешку! Да что там слово, бровкой двиньте, глазки прищурьте, и мне все понятно, тут же брошусь исполнять!
Винченц хохотнул, Адальберт сказал злорадно:
– Он наисполняет! По своему разумению.
Она тоже усмехнулась, сказала уже спокойнее, с задумчивостью в голосе:
– До чего же люди разные… Я встречала людей, что не чувствуют боли… не притворяются, а в самом деле не чувствуют!.. Их жги железом, а они улыбаются и рассказывают что-то веселое…
Винченц сказал почтительно:
– А вы помните старого Колонелия? Вы тогда только приехали после свадьбы, он был при замке кузнецом. Колонелий не только не чувствовал боли, но даже любил, когда его били, жгли или тыкали острым. На этом и погубил себя, слишком уж увлекся, прижигая горящими углями брюхо. Люди спохватились, откуда такой запах горелого мяса, вбежали к нему в кузницу, а он такую дыру пропалил, что кишки полезли наружу! Но умирал в жестоких корчах и еще хохотал от счастья, дурак.
Она кивнула.
– Еще бывают уроды, что совсем не спят… хотя не знаю, это же хорошее уродство? Если только природа не взяла взамен что-то поважнее. Ничего не дается даром, увы. Если получишь мелочь, отнимут куда больше. У этого парня, похоже, отобрали сообразительность.
Глава 9
Я продолжал смотреть на них с тупой почтительностью, в глазах восторг, что со мной общаются такие важные люди. Леди Элинор